Радзивилл Ежи - Гении неба

— Ну, до завтра, что ли?

— Нет, зря я тебя пустил, — Я нервно ухмыльнулся, — Все-таки, может, я?

— Да какая разница? — проворчал Дэвид, — Проваливай.

Я привычно приблизил кусочек блестящего прямоугольника к глазу, скомандовал:

— Сейф! — Разжал пальцы, увидев, как ключ подхватил Дэвид и оказался "дома".

Я не стал ужинать, за это не наказывали, и сразу улегся под приглашающее ко сну кваканье, и как всегда провалился в сон без сновидений...

А в Аудитории Два Дэвид Эдвин Ли, гражданин Террис, поднес белые блестящие прямоугольники к своим близоруким, но очень жестким сейчас глазам:

— Сейф!!!

Его неказистая тощая фигура не исчезла мгновенно, как это было всегда, а вместо этого стала мерцать, видоизменяться, становясь то прозрачной, то снова материальной. После нескольких подобных конвульсий наконец с резким хлопком исчезла. Аудитория два негромко спросила пустое пространство, "-Остался ли здесь еще кто-либо?"

Молчание. Выждав с минуту, Аудитория Два сообщила сама себе, "-В таком случае я выключаюсь."

Молчание. Вдруг сначала исчезла вся мебель: сиденья и столы для самых разных тел, затем растворились молочно — белые глянцевые стены, после них угас в черноте пол и наконец, медленно, даже торжественно растаял во мраке потолок, пока его последние угасающие блики не поглотила непроницаемая чернота пещеры, расположенной глубоко под поверхностью планеты... Так закончился наш с Дэвом отрезок странного времени в Майе. Одновременно закончилась вся предыдущая Академии терранская жизнь — все ее шестнадцать полных лет. Она осталась в памяти — но и только. Пришло время недоверия, крови, одиночества, время сменяющих друг друга расслабленного бездумного отдыха и изматывающей непосильной работы, время любви — и вероломных измен, дружбы и ненависти, время трезвых решений и вопиющего сумасбродства, нежности и жестокости, расчетливости и безоглядной самоотверженности, время жить и время умирать.

Детство кончилось, и вместе с ним кончилась старая жизнь.

УМРИ, НО БУДЬ!

..." — Восстань, спящий!"?!

Нет, я бы дал другое название:

" Пробудись, бессовестный!"

"Опавшие листья". Розанов.

О

чнувшись от вязкого, нескончаемого кошмара, прерывающегося лишь на еду, подросток мутно уставился в потолок: откуда это холодное, липкое предчувствие беды? Откуда брезгливое отношение к родной, с детства привычной квартире и тяжкая ненависть ко всему, что именуется названием этой планеты?

"Террис."

"Гея."

"Земля."

"Варварский, первобытный мир начала атомного века. Планета, у человечества которой насчитано всего несколько мирных лет за все известные тысячелетия Официальной Истории. Грязь. Болезни. Наркотики. Религиозные помрачения населения целых материков. Почти повальное пьянство, ГЛОБАЛЬНОЕ умственное убожество!"

Подросток потряс головой: "Да откуда такие мысли? Почему это голова раскалывается от тяжелой похмельной боли? Ведь никакой другой жизни я не знал и не знаю! Просто не могу знать. Или..."

Он вскочил, охнув, схватился, за занывшую с новыми силами голову и очумело уставился в окно.

— Или — все же знал?!

В пространстве перед кроватью с хлопком возникла полупрозрачная просвечивающая фигура. Эти джинсы, эта рубашка, очки в стальной оправе с сильно увеличивающими линзами были мучительно знакомы. Тощий парнишка долгий миг растерянно смотрел на длинного, нескладного своего приятеля. Затем решительно и очень быстро спросил:

- O, it is Russia? Moscow, yes? What is You name, kiddo?

Не смотря на нелюбовь к инъязыкам, вопросы, на совесть вдолбленные в голову "англичанкой", хозяин узнал и быстро отреагировал. Даже раньше, чем разозлился или испугался:

— Hail, my name is Andrew, call Me Andy. Im Russian bad boy. So, and You?

Американец (подросток непонятно с чего был убежден, что его "гость" — янки) ухмыльнулся, блеснул очками,

- Weary good, Andy. Remember my "flat": David Lee, 107, 27 — Th. street, Paris city, Illinoys, USA .

Параллельно подросток слышал где-то в голове синхронное: "Конечно. Прекрасно, Андрей, повторяю свою "квартиру": Дэвид Ли, сто семь, 21 улица, Париж, Иллинойс, США. Ты понял меня?

— Й— yopp !!! — то ли по-русски, то ли по-английски отреагировал хозяин.

— Well !, — рассмеялся янки, — Weary good. Activate Me. Give Me a message, please. By ... Galaxmen .

И почти сразу же исчез с резким хлопком, обронив матовую металлическую чешуйку, с тоненьким "Пиннг" ударившуюся о подоконник. Подросток не заметил ухода полупрозрачного гостя. Ему стало не до гостей. Память, как взбесившаяся вода цунами , неслась внутри черепа, снося рамки привычного, земного существования.

-Господи! -прошептал подросток, шатаясь от того, что тяжко ворочалось внутри черепа, -О Господи Бож-же ж ты мой!!! Я же... Я — галаксмен?! Да... Да!

Тело бессильно опустилось на заскрипевшую койку. Это неслось как ураганы, как извержения вулканов, как атомные взрывы, как все вместе, одновременно, заключенное в ставшее сатанински прочным пространство черепа, выдержавшего слышный только самому зарождающемуся галаксмену треск и грохот нескончаемого хаоса рушащихся психотехнических барьеров и дамб ложной памяти. Сто тысяч звуков одновременно терзали слух чудовищной какофонией, а перед глазами мерцали миллионы кадров тогда-то виденного, и нервные пути сбивались, и путали сигналы, забившие все возможные дороги к центрам восприятия, отключающимся один за другим от перегрузки. Я хотел кричать — и не мог. Я хотел прекратить это — и тоже не мог. Оно должно было кончиться само. Скорее бы...

Вечность информационного хаоса продолжалась двести секунд. Затем только что сформировавшееся синтетическое сознание галаксмена железной рукой систематизирующих программ навело во мне порядок. На это ушло целых двенадцать секунд. Потом я встал и посмотрел в зеркало. Тело мне не понравилось. Лицо — тем более. Я решил, что сменю облик при первом же благоприятном случае. Сквозь щели век смотрели холодные, умные не по доброму глаза. Глаза галаксмена. Мои глаза. Жестокие и циничные, безжалостные и бессовестные глаза конструктора — тактика из Академии Интергала, факультет инженерного шпионажа. Матрица наложена на молодого варвара без каких-либо моральных тормозов. Я по-волчьи улыбнулся себе в зеркале. Вот ЭТО очень пришлось по душе!

Я подмигнул себе в зеркале и прошептал:

— Запрет на убийство у них не получился, и на зависимости нас не взяли. Майанское рабство отменяется, — Я нехорошо ухмыльнулся в зеркало своим новым лицом, — А этому телу не привыкать к крови. Психологически почти любой терранин готов много, спокойно и плодотворно убивать.

Между тем мое тело, следуя дежурному центру, имитирующему работу земного мозга, собралось и оказалось на почтамте. Нацарапав на бланке все необходимое для активации сознания Дэвида, я протянул телеграмму и червонец аляповато накрашенной тетке и задумался.