Компьютерра - Журнал «Компьютерра» №35 от 28 сентября 2005 года

— До какой-то степени, конечно, овладело. Коммунистическое движение, фашизм, исламский радикализм — это все примеры успешного использования социальных технологий. Причем использования абсолютно сознательного.

Не слишком вдохновляющие примеры.

— Любые социальные манипуляции — не слишком вдохновляющая вещь. Социальная манипуляция — приведение общества в неестественное, неравновесное состояние. Оно может оказаться, как говорят физики, метастабильным и существовать достаточно долго. Но когда метастабильное состояние распадается — знаете, что бывает? Выделяется сразу много энергии. Могут быть большие неприятности.

Редакция «КТ» попросила Дмитрия Орешкина поделиться соображениями о возможностях математического моделирования общества как инструмента практической политической деятельности. В частности, о том, насколько обоснованна вера многих людей (в том числе некоторых университетских математиков) в то, что горбачевская перестройка была заранее «просчитана» на суперкомпьютерах ЦРУ. — Л.Л.-М.

Поскольку я имел возможность наблюдать вблизи, как в России принимаются политические решения, с каким ужасом потом авторы решений смотрят на дело рук своих, как на эти решения реагируют высокопоставленные люди из США (часто — на грани истерики, то ли от страха, то ли от смеха) и насколько противоположной бывала реакция тех или иных ключевых лиц из стана потенциального геополитического противника, у меня нет ни тени сомнения, что весь этот замечательный бардак развивался абсолютно стихийно и на ощупь. Конкуренция и ненависть друг к другу среди дающих советы американцев была ничуть не меньше, чем конкуренция и ненависть среди принимающих решения здесь. Более того, будучи политическим консультантом, я иногда сам давал рекомендации, которые ложились в основу тех или иных решений. Они исходили из моих «концептуальных моделей действительности» (пафосно выражаясь), а на самом деле — из того, как я чувствовал ситуацию селезенкой. Точно так же, селезенкой (или иным схожим по функциональному назначению органом), те политики, с которыми мне приходилось иметь дело, воспринимали советы, взвешивали и решали — следовать им или нет. Иногда решение срабатывало. Иногда — нет.

Естественно, при возможности мы старались почетче оконтурить ситуацию с помощью тех или иных математических (в основном статистических) моделей. Проводились расчеты сдвига электоральных предпочтений, взвешивались доли фальсифицированных бюллетеней, давался прогноз результатов по регионам и округам, оценивалась активность электората. Но политик, даже увидев эти цифры, все равно решает, верить или не верить им, с помощью все той же селезенки. Он же не математик! А уж если ему будут вешать на уши более сложные и многоуровневые модели, то лучшее (для автора модели), что он может сделать, — это сказать автору: «Попробуйте. Но так, чтобы меня не подставлять, если что».

Разумеется, это не отрицает возможности существования некой математической модели, скажем, использующей теорию управляемого хаоса, и нахождения с ее помощью ключевых точек, удар по которым ведет к катастрофе СССР. Особенно удачно такие модели строятся апостериори. Прелесть ситуации в том, что неглупому человеку с хорошо развитой селезенкой эти ключевые точки обычно видны и без математики.

Крушение давно сгнившей изнутри идеологии — раз. Крушение неэффективной экономики, «деревянной» валюты и доверия к ней — два. Низкие цены на нефть — три. Стремление провинциальных лидеров быть лучше «первым парнем на деревне», чем третьим в Москве (то есть республиканский сепаратизм), — четыре. Гипертрофия военно-промышленного комплекса — пять. Отсутствие всякой мотивации к труду и алкоголизация населения — шесть. Вот ключевые проблемы, которые раньше или позже сломали бы спину СССР. Их без всякой математики видели и с той стороны океана, и с этой. Появление Горбачева — запоздалая попытка советской элиты что-то изменить, не меняя базовой идеологии, которая отрицала право частной собственности. СССР (по моим ощущениям 80-х годов) был гнилым изнутри уже лет тридцать. Если не все семьдесят. Правда, я думал, он еще лет двадцать простоит. Но, например, Андрей Амальрик считал, что конец наступит в 1984 году. То есть у него селезенка работала, очевидно, точнее, чем у меня. А кому-то и сейчас всерьез верится, что СССР в конце 1980-х был еще силен и могуч. Видимо, эти люди вообще родились на свет без селезенки.

Что касается сетевых моделей воздействия на общество — то они, безусловно, существуют. Точно так же в экономике давно используются сетевые схемы франчайзинга, мерчендайзинга и прочие премудрости. Ну и что? Можно ли говорить, что успех компании «Макдональдс» обусловлен положенной в основу ее деятельности моделью? Я бы поостерегся. Скорее, успех определяется умом, бешеной энергией и желанием побольше заработать отцов-основателей фирмы. Концепция сетевой торговли развивалась десятилетиями — в том числе и с помощью моделей. Но только весьма ограниченный, малокультурный человек может говорить (и думать), что, мол, моя гениальная модель легла в основу общего успеха. Общий успех — всегда интегральный результат массы факторов, в том числе случайных. Хотя хорошие мозги, в том числе и вооруженные математикой, среди этих факторов играют все более и более значимую роль.

Математика — наука с самой высокой степенью абстракции. Это ее преимущество. Но за все приходится платить. Профессиональная способность мыслить чистыми понятиями приводит к проявлениям «профессионального кретинизма». То есть к способности видеть за успехом «Макдональдса» только успех математической схемы. От остального математик абстрагируется. А я — не могу. Моя рабочая гипотеза заключается в том, что успех сети «Макдональдс» в Москве и в России определяется не только (и не столько) прелестями сетевой модели (той же сетевой моделью пользуются и куда менее успешные фирмы), а конкретными решениями, правильно учитывающими — выразимся осторожно — средовые факторы. То есть наличием у менеджеров проекта упорства, мощного финансового ресурса, ума и селезенки для выбора верных решений.

Авторы моделей склонны верить, что именно по их расчетам и развивались реальные события. И склонны убеждать в этом других. Поскольку я таких гениальных «теневых авторов» глобальных политических схем в своей жизни встречал, пожалуй, уже несколько десятков, у меня к ним отношение сдержанное. Все они твердо знают, что надо сделать, чтобы заработал вечный двигатель, и все убеждены, что их великую теоретическую идею реализовал (украл) тот или иной подлый политик, лишив их заслуженной славы.