Компьютерра - Журнал «Компьютерра» №1-2 за 2006 год

Эта идея кажется опасной, только если подходить к ней с сегодняшней меркой.

Причем большую опасность несут вовсе не очевидные ловушки, а те, что с первого взгляда не видны. Очевидно, что значительное сокращение смертности приведет к перенаселенности, а значит, к перерасходу энергетических и прочих ресурсов, что ускорит экологическое загрязнение. Однако всего 0,01% солнечного света хватит нам для покрытия всех энергетических нужд (к 2025 году – 0,03%). С этим вполне справятся солнечные нанопанели и топливные элементы, так что к концу 2020-х годов у нас будут экологически чистые источники возобновляемой энергии. Настольные молекулярные наноассемблеры будут производить все, что нам нужно. В результате бедность и загрязнение исчезнут из нашей жизни, несмотря на рост населения.

Я не слишком утопичен, поскольку вижу и минусы. Уже сегодня мы сталкиваемся с потенциальной угрозой биотерроризма. На самом деле, мы умеем с этим бороться (новые технологии вакцинации и РНК-интерференция уже доказали свою полезность в уничтожении биологических вирусов), однако это будет та еще гонка. Проблемы нам готовят и способные к воспроизводству наноустройства. Самое сложное – это справиться с возникающими угрозами, не сходя с основного курса.

Некоторым мои изыскания кажутся опасными, потому что они угрожают их представлениям о человеке. Но я считаю, что людьми нас делают вовсе не наши ограничения. Людьми нас делает желание и возможность их преодолевать.

Джеральд Холтон (Gerald Holton), физик

После того как в середине XIX века научный подход стал привычным для медицинских исследований, продолжительность жизни – по крайней мере, у белого населения промышленных держав – начала расти. Этот рост превратился в устойчивую тенденцию, и в итоге право человека на здоровье стали считать одним из основных прав человека. Но сейчас речь заходит о продлении жизни до двухсот лет и больше. И экономические, социальные и человеческие издержки, которые нам придется заплатить ради увеличившейся армии очень старых граждан, заметны уже сегодня.

Вот один из правдоподобных сценариев: с двухсотлетним матриархом на смертном одре решили попрощаться ее дети, сын и дочь (каждому, скажем, по 180 лет), плюс трое внуков 150–160 лет от роду, плюс все их потомки в возрасте от 120 до 130 лет и так далее… Трогательная картина. Но какой ценой?

Теренс Сейновски (Terrence Sejnowski), Computational Neuroscientist

Как соотносится коммуникационная мощность Интернета с мощностью коры головного мозга?

В коре содержится мощное запоминающее устройство. Под каждым квадратным миллиметром коры порядка миллиарда синапсов, что в сумме дает нам 1014 синапсов. Если принять, что один синапс эквивалентен одному байту (включая динамические и статические свойства), то для хранения нам потребуется порядка 1015 бит. Это вполне сравнимо с информационной мощностью Интернета; Google может хранить данные в терабайтовых дисковых массивах, дав возможность тысячам компьютеров одновременно обращаться к ним.

Так что Интернет и наши поисковые возможности практически вплотную подошли к коммуникационным возможностям головного мозга и преодолеют последние барьеры к 2015 году.

С момента своего появления в 1969 году Интернет рос не по дням, а по часам – в отличие от большинства спроектированных систем, которые разваливаются при масштабировании. Частично Интернет достиг такой масштабируемости потому, что регулировал себя сам, выбирая – в зависимости от загруженности трафика – оптимальные маршруты для пакетов. Как и у мозга, у Интернета есть циркадные (суточные) ритмы, зависящие от вращения нашей планеты вокруг солнца. Рост Интернета в последние несколько десятилетий гораздо больше похож на биологическую эволюцию, чем на инженерный процесс.

Как мы можем узнать, осознает ли Интернет себя? Проблема в том, что мы даже не знаем, осознают ли себя некоторые наши ближние. Но всё говорит о том, что Интернет уже осознает себя.

Карло Ровелли (Carlo Rovelli), физик

Это самая «опасная» научная идея современной физики. Ее потенциальный эффект сопоставим с идеями Коперника и Дарвина.

Возьмем квантовую механику. Если принимать ее всерьез, она полностью меняет наше представления о реальности. К примеру, мы не можем считать, что у объекта есть определенное положение в пространстве – оно есть лишь тогда, когда объект взаимодействует с «чем-то еще». И даже в этом случае его местоположение имеет смысл только по отношению к этому «чему-то»: для остального мира объект нигде не находится. Эта смена представлений куда серьезнее модели Коперника или Дарвина. Правда, всерьез квантовую революцию принимают пока немногие. Остальные, чтобы избежать опасности, предпочитают считать, что «квантовая механика применима только к атомам и прочим очень маленьким объектам». Мы до сих пор не усвоили, что мир устроен по законам квантовой механики, и необходима полная смена концепций, чтобы открытие квантовой механики обрело настоящий смысл.

Другой пример: теория относительности, которая делает вопрос «а что происходит прямо сейчас на Андромеде?» бессмысленным. Во Вселенной не существует никакого «прямо сейчас». Однако мы рассуждаем о Вселенной, словно предполагая, что где-то снаружи тикают часы, и нам очень трудно принять, что фраза «состояние Вселенной в настоящий момент» лишена физического смысла.

Мы развивались в очень специфичном окружении (низкие энергии, низкие скорости…) и полагаем, что весь остальной мир устроен так же. Мы словно муравьи, выросшие в маленьком саду с зеленой травой и небольшими камнями, неспособные представить, что реальность может состоять из чего-то еще, кроме травы и камней.

Я думаю, что в ближайшие двести лет опасная научная идея будет в том, что мир отличается от придуманной нами картинки. И физики ХХ века это уже показали, просто мы боимся принять их выводы.

Самое смешное, что многие современные «бесстрашные научные спекуляции» (дополнительные измерения, множественные вселенные и т. п.) не только не подтверждаются экспериментально, но и сформулированы людьми, которые оказались не способны переварить квантовую механику и относительность!

Клэй Ширки (Clay Shirky), исследователь топологии социальных сетей

Теоретический раздел между множеством людей, которым выдано по одинаковому пайку свободы воли, и необычайными исключениями оставался неприкосновенным в течение веков. Во многом из-за нашего невежества. Пока мы не могли обнаружить биологический источник свободы воли, нам казалось разумным считать, что все мы в равной степени управляем собственной жизнью. Это был лучший из возможных подходов. Однако теперь это бинарное представление размывается, так как улучшается наше понимание биологических поведенческих предпосылок.