Линус Торвальдс - Just for fun. Рассказ нечаянного революционера

Мое решение поступить на работу в корпорацию Transmeta линуксоиды встретили точно так же, как и сообщение о том, что мы с Туве наконец сообразили, как зачать ребенка, и ждем первенца в конце 1996-го.

Когда весной стало известно, что Туве беременна, самые активные участники Linux-форума захотели узнать, как я планирую совмещать поддержку Linux с семейными обязанностями. Через несколько месяцев все узнали, что я (наконец) собрался уйти из Университета Хельсинки и перейти на работу в законспирированную компанию Transmeta в Кремниевой Долине, и стали бурно спорить, смогу ли я в опасных джунглях коммерческого мира сохранять верность принципам открытых исходников, как делал это в нейтральном учебном заведении. Линуксоидов особенно беспокоило, что Transmeta частично финансировалась одним из основателей Microsoft Полом Алленом; некоторые видели тут хитрый план захвата Linux.

Конечно, верным последователям Linux положение могло показаться опасным, но… дайте же мне немного передохнуть! На самом деле ни рождение в декабре 1996-го Патриции (а через полтора года Даниелы и через четыре года – Селесты), ни моя работа в Transmeta, начавшаяся в феврале 1997-го, не погубили Linux. Я всегда был готов передать Linux надежному человеку, если у меня что-то пойдет не так.

Но я забегаю вперед.

Весной 1996-го, как раз когда стало теплеть, я наконец закончил курс обучения магистра. Примерно в это время мне написал Петер Энвин – линуксоид, за три года до этого организовавший в Интернете сбор средств для оплаты моего первого PC. Как и все остальные участники нашей телеконференции, он знал, что я скоро кончаю университет. Он уже около года работал в компании Transmeta и теперь сказал своему начальнику, что знает одного парня из Финляндии, который может быть полезен компании. Поехав в Швецию навестить мать, он по дороге завернул ко мне. Петер расхваливал Transmeta, что было довольно трудно, потому что компания работала в условиях глубокой конспирации и рассказывать ему было особенно нечего. Среди программистов ходили только слухи, что там разрабатываются «программируемые чипы». В конце концов, было здорово наконец познакомиться с Петером лично.

Через неделю после возвращения в Калифорнию он прислал мне мейл с вопросом: когда я могу приехать. Все было совсем не так, как в прошлом году с Intel, когда некий инженер хотел пригласить меня на стажировку, но дело не выгорело из-за бумажной волокиты.

Я подумал, что даже просто съездить в Калифорнию и то приятно.

Это было мое первое в жизни собеседование с работодателем. У меня не было резюме. Я не знал, чем занимается Transmeta. И дело было в чужой стране.

Меня больше волновали последствия моего переезда в США, чем устройство в эту конкретную фирму, поэтому я даже не думал о происходивших встречах как о собеседовании. Для меня было важнее понять, что они собираются делать. Довольно странная ситуация для собеседования.

Помню, как в первый вечер вернулся в гостиницу, которая располагалась через дорогу от штаб-квартиры Transmeta. Я еще не пришел в себя после перелета, и в моей голове все путалось. Идея казалась интересной, но люди из Transmeta представлялись чокнутыми. В тот момент у компании не было вообще никаких кремниевых микросхем. Никакого оборудования. Все делалось с помощью моделирования, а демонстрация симулятора, загружавшего Windows 3.11 и запускавшего пасьянс, никак не убеждала меня в реальности их планов. Я боялся, что все это впустую. Четко помню свои тогдашние сомнения: а вдруг ничего не выйдет – ни у Transmeta с изобретением, ни у меня с работой.

С этими мыслями я и лег спать. Хотя сна особого не было. Вначале я ворочался в постели и думал о планах Transmeta. Потом принялся мечтать, как у меня на заднем дворе будет расти пальма. Потом стал обдумывать то, что увидел в ходе моделирования. Эту беспокойную ночь я хорошо запомнил, но она не идет ни в какое сравнение с тревожным ознобом в Эде.

К утру я слегка загорелся, а к концу второго дня уже был очень увлечен. Тут-то и началось самое трудное.

Прежде чем принять предложение Transmeta, я обсудил его со многими людьми. Когда прошел слух, что я рассматриваю этот вариант, мне поступило несколько других предложений. В Финляндии меня пригласила компания Tele, в которой использовалась Linux. Через Мэддога я получил предложение от Digital. (He хочу никого обидеть, но зимой Бостон немногим лучше, чем Хельсинки. Ну разве что чуть-чуть.) Я поговорил с некоторыми сотрудниками Red Hat. Они готовы были меня взять и дать зарплату выше, чем Transmeta, хотя, сколько мне предлагали в Transmeta, было неизвестно, потому что там я денежный вопрос даже не обсуждал. В Red Hat обещали превысить предложение Transmeta и в отношении пакета акций, каково бы оно ни было. Но я не хотел работать на какую-то одну конкретную Linux-компанию – даже если она располагается в центре благословенной Северной Каролины.

В итоге, даже не объявляя формально о поиске работы, я получил пять предложений. Transmeta определенно представлялась наиболее интересной.

Я согласился. У меня было странное ощущение. Потом я первым делом объявил о своем уходе в университете. Вот когда начались настоящие трудности. Для меня это был решительный шаг, после которого возврата назад не было. Мы ждали ребенка, переезжали в новую страну, и я покидал надежное гнездо Университета Хельсинки, но перед этим надо было написать магистерскую диссертацию. Оглядываясь назад, я думаю, мне крупно повезло, что удалось свалить все перемены в одну кучу. Но в то время это был чистый сумасшедший дом.

Я не объявлял ничего официально – с какой стати? Просто по Интернету разнеслись слухи и возник тот спор, о котором я уже писал: смогу ли я сохранить верность Linux и свободному программному обеспечению в зловещей корпоративной среде, вдобавок постоянно отвлекаясь на смену подгузников. В те времена считалось, что разработка Linux – удел студентов, а не солидных, остепенившихся людей. Так что их опасения легко понять.

Я написал диссертацию во время длинных выходных и сдал ее за несколько минут до отъезда в роддом. Через сорок часов, 5 декабря 1996 года, родилась Патриция. Я с первой минуты почувствовал себя в роли отца очень естественно.

Следующие несколько недель мы были заняты Патрицией и хлопотами по получению американских виз, которые, казалось, займут всю жизнь. Мы решили, что для упрощения дела нам лучше пожениться, поэтому в январе (число я всегда спрашиваю у Туве) мы пошли и официально зарегистрировали свой брак. Гостей у нас было трое: родители Туве и моя мать. (Отец был в Москве.) Это был странный период. В один прекрасный день мы взяли и отправили в США почти весь свой скарб, совершенно не представляя, когда сможем вылететь сами. Потом позвали друзей на прощальную вечеринку. В только что опустевшую однокомнатную квартиру набилось двадцать человек. По доброй финской традиции все напились. В конце концов визы были получены, и утренним рейсом 17 февраля 1997 года мы вылетели в Сан-Франциско. Помню, температура в Хельсинки была минус восемнадцать. Помню, как плакали, прощаясь с нами в аэропорту, родные Туве – у них очень близкие отношения. Не помню, приходили ли мои. Наверно, да. Или нет?