Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 129

Безопасность не просто возрастает, а «чрезвычайно»! Невольно вспоминаются «Петербургские повести» Гоголя, мистический «Нос»: «Верите ли, — сказал доктор ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим, — что я никогда из корысти не лечу. Это противно моим правилам и моему искусству. Правда, я беру за визиты, но единственно с тем только, чтобы не обидеть моим отказом. Конечно, я бы приставил ваш нос; но я вас уверяю честью, если уже вы не верите моему слову, что это будет гораздо хуже. Предоставьте лучше действию самой натуры. Мойте чаще холодною водою, и я вас уверяю, что вы, не имея носа, будете так же здоровы, как если бы имели его».

Ехали и тайно, и явно, с переодеваниями и без.

В первую половину марта восемнадцатого года переезд власти из Петрограда в Москву завершился. Четвёртый Всероссийский съезд советов утвердил перенос столицы де-юре.

Аналитики стали гадать, означает ли смена столиц и смену курса, отказ от европейского пути и предпочтение ему пути азиатского. Иные надеялись, что столица когда-нибудь опять вернётся в Петроград – но напрасно. И Германия потерпела поражение, и гражданская война завершилась, но по-прежнему приводились доводы, что столица не должна располагаться слишком близко к границам, это-де опасно. Почему в течение двухсот лет, от Петра Алексеевича до Николая Александровича, опасности этой не существовало, предпочитали не выяснять.

Думается, представление о Москве как о городе азиатском — предвзято. Вглядевшись, можно заметить, что и европейские признаки нет-нет да и мелькнут. Равно как и в Санкт-Петербурге временами проступает азиатчина. Дело не в этническом составе жителей, разумеется, и не в архитектурных особенностях, даже не в Европе и Азии как таковых, а о вековых предрассудках, считающих, что Европа благоговеет перед законом, европейская столица служит всем гражданам страны. Азия же живёт традициями, и все граждане Азии цель собственного существования должны видеть в благополучии столицы. Так вот, и в Москве могут начать дело с того, что возьмут согласно традициям, а потом и по закону. И в Санкт-Петербурге начнут по закону, а потом потребуют традиционное подношение. Всё смешалось в России…

Но вернусь в восемнадцатый год. Правительство разместилось в Кремле, родные и близкие поселились тут же. Латышские стрелки осуществляли охрану от недовольного и контрреволюционного элемента. Революция пошла по московскому пути. У наркомов, а также у членов их семей вдруг стали пропадать вещи: драгоценности, утварь, карандаши, продукты.

Из протокола заседания пленума ЦК РКП (б) Слушали:

Положение дел в Кремле. Тов. Дзержинский докладывает, что при расследовании краж, совершённых в Кремле за последнее время, выяснилось, что в Кремле живёт более 1000 старых служащих, имеющих большие семьи, что в дворцовом управлении служит до 400 человек. Как первые, так и вторые не представляют никакой гарантии безопасности и через них в Кремль могут проникнуть все желающие…

Постановили:

Госкону поручается проверить штаты и расходы дворцового управления.

Вопрос о безопасности тов. Ленина переносится на Политическое бюро.

А жизнь продолжалась. Продовольственные заградотряды и просто любители справедливости угрожали поставить Кремль на голодный паёк. Выход нашёлся: продукты для правительства стали доставлять в банковских (бронированных) вагонах.

Из «Инструкции Совета Народных Комиссаров о порядке провоза продовольственных продуктов в банковских вагонах» от 17 сентября 1920 года:

§ 8. Все следуемые по нарядам Наркомпрода в банковских вагонах продгрузы не подлежат обысканию, задержанию, реквизиции и конфискации со стороны продорганов, заградительных отрядов, органов Всероссийской чрезвычайной комиссии и т.п.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)

А как любопытна история о препарате 914! Для лечения особо ценных и незаменимых товарищей в одна тысяча девятьсот двадцать первом году Наркоматом внешней торговли было закуплено в Германии и доставлено в Москву два килограмма препарата 914. Пояснение: «особо ценные и незаменимые товарищи» — это не ехидство автора, а устойчивый оборот, бывший в ходу в документах ленинского периода Советской Власти. Препарат 914, он же неосальварсан, – эффективное и самое передовое на время происшествия противосифилитическое средство, стоящее в те годы очень дорого. Двух килограммов неосальварсана хватило бы на лечение четырёхсот больных сифилисом. Для страны – капля, но на «незаменимых и особо ценных товарищей» должно было хватить.

Но…

Но оказалось, что препарат не помогает. Абсолютно. Стали разбираться. Выяснилось, что вместо неосальварсана в ампулах, якобы доставленных из-за границы, находился подкрашенный физраствор, то есть обыкновенная поваренная соль.

1/VI 1921 г.

Секретно

ВЧК тов. Уншлихту

Предлагаю дело о покупке негодного неосальварсана довести до конца и строжайше наказать как виновников злоупотребления, так и лиц, по недосмотру которых допущено это злоупотребление. Об исполнении донести.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)

Трудно утверждать наверное, что, останься правительство в Петрограде, неосальварсан бы не подменили и четыре сотни «незаменимых», получив полноценное противосифилитическое лечение, выздоровели, остались в строю и тем самым повлияли бы на ход истории.

Однако в качестве сюжета для романа-альтернативки это предположение годится. Пользуйтесь, дарю.

Сам я в документах нашёл гораздо более драматический эпизод…

К оглавлению

Опубликовано11 июля 2012 года

Позапрошлую колонкуя закончил намерением установить, какие особенности внутренних моделей мира являются прерогативой нашего вида. Сразу отвечу на пару вопросов, высказанных в комментариях. Нет, наша уникальная способность состоит не в том, что мы можем моделировать психику других представителей своего вида, и даже не в том, что мы способны к обману. Когда шимпанзе обманывает своего сородича, ложным сигналом отвлекая его от движения в сторону бережно спрятанного обманщиком корма, мы можем наблюдать, как он использует модель психики своего сородича. Не думаю, что способность к обману в своих интересах широко распространена среди наших родственников, но в этом мы всё же не уникальны.

Как я уже писал, я предполагаю, что нашей исключительной особенностью является полноценная рефлексия, самоотражение. Я отлично сознаю, что это утверждение достаточно уязвимо. Тем не менее есть некоторые обстоятельства, хотя бы косвенно свидетельствующие о том, что наша способность к рефлексии — особенная. И, как ни странно, её возникновение — закономерный этап усложнения моделей действительности, которые мы можем наблюдать у иных животных.