Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 161

HAoS — больше, чем просто эксперимент: уже есть конкретные планы её практического применения. К сожалению, пока не дома и не в офисе, где цена компьютерного сбоя не настолько велика, чтобы оправдать смену вычислительной архитектуры. HAoS планируется применить в науке — для эффективной симуляции живых систем (вроде очень сложных генетических алгоритмов или нейросетей). А следующим кандидатом считаются военные и представители космических отраслей. Так управление дроном кажется задачей, хорошо укладывающейся в идею и возможности HAoS. Равно и частные космические извозчики вроде SpaceX могут заимствовать такую архитектуру для своих бортовых компьютеров.

Будут ли и персоналки когда-нибудь строиться из системных кубиков а-ля HAoS? Очень может быть. Но тут необходимо сделать приятную поправку: на самом-то деле миллиарды человек уже пользуются преимуществами HAoS-подобных систем. Каждый день! Для того чтобы это увидеть, необходимо переключить внимание с микроуровня на уровень макро. Вспомните о коммерческих дата-центрах, с которых начался сегодняшний рассказ. «Облака», в которых хранятся данные и выполняются веб-сервисы Google, Facebook и прочих, к настоящему моменту превратились из просто серверных ферм в сложное целое, функционирующее в соответствии с принципами, очень похожими на живую природу.

Посмотрите, как строит своё облако, скажем, Microsoft. Кирпичиком, мельчайшей функциональной единицей для неё сегодня стал — как она сама его нарекла — ITPAC: контейнер размером с небольшой загородный домик, вмещающий тысячи серверов (на фото выше). Такой «кирпич» полностью самодостаточен: извне ему требуется только какой-никакой источник электричества и широкий интернет-канал, но, строго говоря, даже качество этих двух компонент особой роли не играет. ITPAC бросают в любой точке Земли — и он вливается в облако, беря на себя часть вычислений. Избыточность и высшая степень абстракции решаемых задач от «железа» позволяют не беспокоиться о судьбе конкретного «кирпича»: облако составлено из тысяч подобных юнитов — и если сколько-то из них выйдут из строя, на работоспособности облака в целом это не скажется. Та же картина в Google (где сломавшиеся серверы даже не трудятся менять сразу, ибо смысла в такой спешке нет), в Facebook (где петабайтные кластеры, работающие в том числе и под Erlang, обслуживают лишь несколько человек), в Amazon, Dropbox и многих других крупных компаниях.

Тот факт, что облака периодически всё-таки «зависают», говорит не столько о неспособности инженеров справиться с вечной проблемой, сколько о достигнутом консенсусе между спросом и предложением. Надёжности в 99,9 процента, очевидно, достаточно для бизнеса и рядовых пользователей. А конкуренция со временем улучшит эту цифру — возможно, и путём заимствования наработок из проекта HAoS. В любом случае, необходимость беспокоить рядового пользователя сменой архитектуры появится вряд ли.

К оглавлению

Опубликовано18 февраля 2013

В России государство пытается внедрять механизмы «инновационных лифтов». В теории каждый из инновационных проектов должен проезжать «этажи», на каждом из которых определённые структуры предоставляют ему господдержку — чаще всего финансирование в той или иной форме. То есть от предпосевной стадии (pre-seed) до как минимум этапа рыночного расширения (expansion) стартап может рассчитывать на инвестиции при участии институтов развития, причём, как правило, достаточно крупных.

Пока трудно утверждать, что такая схема в нашей стране заработала. Тем временем в США вопросы финансирования стартапов на ранних этапах развития решаются благодаря механизму ангельского инвестирования, то есть без участия инвестиционных гигантов. И это принципиальная деталь. На Западе стартаперы, как правило, не стремятся брать деньги на ранних стадиях у таких ведущих игроков, как, скажем, Sequoia Capital. По одной простой причине: вот инноваторы взяли деньги у Sequoia. Но… что делать, если этот же инвестор откажется давать деньги в рамках следующего раунда? Представьте себе ситуацию: крупный инвестор, на которого вы рассчитывали, вам отказывает. И уже не важно, почему именно. В таком случае двери во все другие фонды для вас тут же закроются. Ибо клеймо «Этому проекту отказали в самой Sequoia Capital!» будет уже не смыть. Никто не поверит, что известный фонд «просто так» отказался от продолжения сотрудничества. И все будут искать изъяны в молодом бизнесе…

В США стартаперы сами мотивированы брать деньги сначала у мелких инвесторов, начиная переговоры с крупным инвестфондам позднее, когда риски уже существенно ниже. В рамках такого сценария куда ниже вероятность того, что в следующем раунде привлечение средств компания не сможет «поднять» деньги.

Итак, преимущества цепочки «от мелких инвесторов к крупным» очевидны. А что в России? Я лично знаю ребят, которые, располагая только идеями, красивой презентацией и промоматериалами, получили 20 млн долларов инвестиций, тогда как подобному проекту в США не дали бы и 5 млн. Справедливая оценка этого стартапа не превышала 2-4 млн долларов. Да, эти деньги инноваторы получили бы. Но инвестор наверняка сказал бы им: «Берите деньги, сделайте что-нибудь, а потом мы будем смотреть, что у вас получается. И — стоит ли с вами дальше иметь дело».

В России большинство игроков венчурного рынка просто не успело ещё «наступить на грабли». Потому–то и происходят поистине «волшебные» сделки. Увы, о наличии хоть сколько-нибудь устоявшегося механизма инвестирования говорить преждевременно…

Пока частные венчурные инвесторы делают первые шаги и ведут «разведку обстановки», государство пытается определить правила игры и превратить венчурное инвестирование в институт. Это хорошо. Да, в стране работает уже много негосударственных фондов (что абсолютно правильно и разумно). Но и управленцы таких фондов ещё не успели «понюхать пороху». В итоге до идеальной работы системы, когда на входе мы будем видеть проекты на уровне идеей, а на выходе — работающие бизнесы с высокой капитализацией, ещё очень далеко. Согласен, есть точечные примеры и истории успеха. Но в общем и целом механизм инвестиций в инновации работает в России с ощутимым скрежетом.

То же самое касается и притока в Россию венчурных инвестиций из-за рубежа. Сделки с иностранным фондами private equity в России заключаются уже давно. Вспомним хотя бы Russia Partners и Baring Vostok — эти фонды инвестировали в привлекательные активы на поздних стадиях ещё в 90-х. Но если говорить о высокорисковых сделках, то… Ожидать, что кто-то из иностранных компаний будет вкладываться в российские венчурные бизнесы на ранних стадиях, пока явно не следует.