Том ДеМарко - Deadline. Роман об управлении проектами

К огромному его удивлению, главную роль исполнял мистер Вебстер Томпкинс. Знакомое имя, подумал Вебстер Томпкинс, и попытался припомнить, в каких фильмах он еще снимался. Кажется, парочку из них он уже видел. Конечно же, этот он уже когда-то смотрел: сразу после субтитров началась знакомая сцена. Действие происходило в большом зале для семинаров. Выступал очень уверенный молодой человек. Роль молодого человека исполнял Эдгар Кэлбфасс.

— Мы будем разбирать диаграммы Ганнта, — говорил Кэлбфасс. — ПЕРТ-диаграммы, отчеты о состоянии дел в компании, взаимодействия с отделом по работе с персоналом, проведение еженедельных собраний, эффективное использование электронной почты, отчеты о затраченном времени, отчеты о темпах работы над проектом, отчеты о поэтапном выполнении проекта, и наконец — самое интересное — мы будем обсуждать программу по поддержанию качества продукции. У вас, кажется, есть вопрос?

Мистер Томпкинс поднялся со своего места в последнем ряду.

— Да. Меня зовут Томпкинс. Я хотел бы узнать: это что, все? Вы зачитали нам весь план семинара?

— Разумеется, — уверенно ответил Кэлбфасс.

— Весь план семинара по руководству проектами?

— Ну да. Хм, а вам кажется, что я что-то упустил из вида?

— Ничего особенного. Вы просто упустили из вида людей.

— Людей?

— Людей. Проекты делают как раз они.

— О, конечно.

— Вот я и подумал: может быть, вы включили этот вопрос в план своего семинара?

— А что именно?

— К примеру, вопрос приема на работу. Прием на работу — самая важная из обязанностей руководителя.

— Быть может, быть может, — согласился Кэлбфасс, — но мы ведь не считаем, что вы не должны этим заниматься. Мы не говорим, что это неважно. И мы не говорим…

— Похоже, что вы вообще не собираетесь говорить об этом.

Кэлбфасс погрузился в свои заметки.

— Ээээ… по правде говоря, нет. Видите ли, прием на работу — это один из тонких моментов. Этому очень сложно научить.

— Конечно, сложно. И совершенно необходимо. Мне показалось, что вы не включили в свой план вопрос о том, как правильно определять, какому человеку какую работу поручать.

— Нет. Разумеется, это очень важно, но тем не менее…

— Тем не менее вы оставили это без внимания.

— Хм.

— О мотивации вы тоже ничего не собирались рассказывать.

— Нет, это еще один вопрос, который трудно обсуждать.

— И о создании сплоченной команды.

— Ну конечно же, я буду говорить о том, как это важно. Что каждый должен помнить, что он… ну, мы будем говорить и о женщинах, разумеется… что он и она… что все должны чувствовать себя одной командой. Да, мы все здесь одна команда. И я обязательно подчеркну, что все мы должны…

— Да, да. А вы расскажете нам о том, как построить команду, как сплотить ее, как не дать ей распасться в трудной ситуации, как помогать людям работать вместе, одной слаженной командой?

— Нет, мой курс рассчитан на изучение науки управления.

— И вы собираетесь учить нас науке управления, не касаясь вопросов взаимодействия с людьми, способности человека выполнять определенную работу, мотивации и создания команды? Вы хотите учить нас, не затрагивая самых важных вопросов управления?

— Да, наш семинар будет посвящен другим темам. Вас это беспокоит, мистер?…

— Томпкинс. Да, меня это беспокоит.

— А что именно?

— Что вы не включили эти темы в свой план, но назвали семинар «Управление проектами».

— А, значит, для вас все упирается в название. И как же, по-вашему, мне следовало назвать свой семинар?

— Почему бы не назвать его «Административная ерундистика»?

В зале повисло молчание. Томпкинс развернулся и пошел к выходу.

Отмотаем-ка обратно.

Сцена повторилась: «Почему бы не назвать его „Административная ерундистика“?» Молчание. Томпкинс разворачивается и идет к выходу. Кто-то смотрит на него. Он оборачивается — это молодая женщина, черноволосая и очень красивая. Лакса Хулигэн. Ее губы беззвучно повторяют за ним: «Административная ерундистика». Яркие розовые губы.

Томпкинс заворочался на сиденье и натянул ее свитер на лицо. Какой нежный и приятный запах. «Административная ерундистика», — повторил он про себя. Мистер Томпкинс попытался вспомнить, какое выражение лица было у Кэлбфасса, когда он услышал эти слова. Кажется, у парня просто челюсть отвалилась. Да, так оно и было. «Административная ерундистика»… у Кэлбфасса отвисает челюсть… молчание в зале… Томпкинс направляется к двери… Лакса беззвучно повторяет это слово и смотрит ему вслед… Томпкинс тоже повторяет…, их губы произносят одно и то же… вот они ближе и ближе…, вот они почти касаются друг друга…

Отмотаем обратно…

— Административная ерундистика, — произнес он и посмотрел на Лаксу, та повторяет за ним, их губы почти соприкасаются…

Опять перемотка.

— Бедный мой, — произнес ее голос у него над ухом. Она наклонилась над ним и сочувственно его разглядывала: — Похоже, у тебя пластинку заело. Это все «нырррр». Теперь эта сцена будет повторяться без конца, снова и снова.

— Административная ерундистика, — сказал Томпкинс.

— Да, я помню. Именно так ты ему и сказал. Выглядело просто потрясающе. Я до сих пор не могу забыть, честное слово, — и она укрыла его одеялом.

Мистер Томпкинс смотрел фильм. Все тот же фильм. Большой зал, где сейчас будут проводить семинар. На последнем ряду сидят мистер Томпкинс и мисс Хулигэн. Впереди Кэлбфасс бодро перечисляет: «…диаграммы Ганнта, ПЕРТ-диаграммы, отчеты о состоянии дел в компании, взаимодействие с отделом по работе с персоналом, проведение еженедельных собраний, эффективное использование электронной почты, отчеты о затраченном времени…»

Мистер Томпкинс проснулся и увидел, что лежит в собственной постели. Более того, на нем была любимая клетчатая пижама. Сине-белые простыни, превратившиеся от времени и стирок в голубоватые, плоская подушка под головой — все это пахло домом и было ему прекрасно знакомо. И все же он был не дома.

Слева от кровати находилось большое окно. Дома у мистера Томпкинса таких окон не было. А кроме того, сквозь это окно виднелись пальмы. М-да, пальмы в Нью-Джерси! Вот только он был вовсе не в Нью-Джерси.

В противоположной стене комнаты, прямо напротив кровати, было еще одно окно, около которого мирно покачивалось старинное кресло-качалка, принадлежавшее когда-то бабушке мистера Томпкинса. В качалке восседала не кто иная, как Лакса Хулигэн. Словно почувствовав его взгляд, она оторвалась от книги, которую читала, и приветливо улыбнулась.

Во рту чувствовался все тот же кисло-горький привкус, язык распух, горло пересохло. Мистер Томпкинс в конце концов сумел принять сидячее положение. Боже милостивый, как ему хотелось пить.