Б. Седов - Без Любви

Сначала он обрадовался и, выставив оба клинка перед собой, пошел на меня. Потом, поняв, что не знает, что с ними делать, остановился. И, когда до него все-таки доперло, он отшвырнул один из ножей в толпу. Кому-то там попало, и раздались таджикские ругательства.

Наконец он решился и с воплем бросился на меня, целя ножом, зажатым в выставленной вперед руке, мне в живот. Придумать что-нибудь глупее было трудно. Я сделал плавный шаг в сторону, тыльной стороной кисти отвел его руку и, когда он пролетал мимо меня с вытаращенными глазами, дал ему оскорбительный подзатыльник.

Теперь я понял, что мне нужно делать. Убить его я мог и в этот момент, но мне нужно было заслужить симпатии Тохтамбаша, поэтому нужно было устроить хорошее представление.

Пока Студень поднимался с земли, я принял красивую позу и, разведя руки, исполнил перед противником несколько связанных между собой эффектных движений. Толпа восторженно заорала, а Студень сильно удивился. Но тут же бросился на меня, снова пытаясь выпустить мне кишки. Я поймал его кисть и, опустившись на колено, резко дернул ее вниз, а потом назад вдоль земли. Он исполнил кульбит так эффектно, будто тренировался для этого полгода. Пока он, кувыркаясь, катился в пыли, я показал несколько заученных еще в юности стоек, ударов и ложных движений. Толпа неистовствовала. Чурки визжали, хлопали в ладоши и свистели.

Когда мой опозорившийся противник поднялся на ноги, я понял, что он полностью потерял самообладание. Его ноздри раздувались от злости, а в углах рта появилась пена. И тут я допустил ошибку, которая чуть не обошлась мне слишком дорого. Пока я выдрючивался перед публикой, то следил за Студнем только краем глаза. И поэтому не заметил, как он зацепил с земли пригоршню песка. Он бросился на меня в очередной раз, я встретил его правую руку с ножом жестким блоком, и в этот момент левой рукой он швырнул мне в лицо песок. Прием, старый как мир. Но насколько он эффективен, я убедился на себе самом только в этот миг.

Я ослеп. Натурально ослеп.

И если бы у него хватило ума, то он бы просто спрятался от меня и спокойно перерезал мне горло. Но блатная натура подвела его, и он, чуя, что вот прямо сейчас может меня прикончить, торжествующе заорал что-то типа "почикаю, кишки на локоть намотаю" и дал мне возможность определить его позицию. Кое-что я все-таки видел, так что, поймав блеск ножа, летящего по дуге мне в лицо, я мягко повалился на спину и тут же исполнил кувырок в сторону. А сам в это время энергично протирал глаза кулаками. И когда я снова был на ногах, я уже все видел. Только глаза сильно щипало.

Ну все, думаю, поиграли и будет. Пора.

И вот, дождавшись его очередной яростной атаки, я подбил руку с ножом и, когда она улетела вверх, принял ее на плечо и сломал в локте. Нож упал на землю, а Студень завизжал, как свинья, попавшая под грузовик. Не теряя времени, я провел ему несколько очень жестких и акцентированных ударов руками в корпус. Он заткнулся, потому что я напрочь сбил ему дыхание, и повалился на землю.

Я спокойно подобрал нож и подошел к нему. Толпа мгновенно затихла. Понятное дело, они ждали жертвоприношения!

В наступившей тишине я негромко, но отчетливо сказал:

- Вставай, умри, как мужчина.

Он зашевелился, перевернулся лицом вниз и стал подниматься, стоя на коленях и опираясь о землю уцелевшей рукой. Дождавшись, когда его поза станет удобной для исполнения моего плана, я сел на него верхом, как на лошадь, и, крепко взяв за волосы, с силой вздернул его голову вверх. Его глаза уставились в солнце, и он зажмурился.

В полной тишине я приложил отточенное лезвие ножа к его натянутому горлу и медленно повернул голову в сторону Тохтамбаша.

Тохтамбаш был потрясен.

Но, поняв, что от него требуется, он поджал губы и важно кивнул.

Тогда я нагнулся к уху этого ублюдка Студня и прошептал:

- Вспомни сикт в тайге. Вспомни девушку по имени Настя.

И резко отдернул руку в сторону, одновременно подтягивая ее наверх. Мне никогда не приходилось перерезать кому-либо глотку, но, по-моему, получилось неплохо.

Кровь хлынула на утоптанную землю, и Студень, хрипя и булькая, повалился мордой вниз. Я встал и небрежно уронил нож рядом с ним.

Толпа ревела и палила из автоматов в таджикские небеса. Толпа была довольна. Один неверный убил другого неверного. Один урюк порезал другого урюка. Такова здешняя селяви. Таковы здешние нравы. И меня прорвало на латынь. На ту самую латынь, которую на первом курсе медвуза я так ненавидел!

- Аве цезарь, моритур солютанте! - крикнул я Тохтамбашеву.

А он уже выходил мне навстречу, раскрывая свои объятия.

- Вай, харош боец! Вай, харош! Оставайся у меня, я тебя своим телохранителем сделаю, золотом осыплю!

Толпа возбужденных боем нукеров сопровождала нас до байской жилой палатки. Это уже была не давешняя штабная палатка! Здесь было все совсем по-другому. Полы просторного продуваемого легким ветерком помещения были устланы превосходными коврами. Повсюду лежали и стояли дорогие и очень красивые вещи: серебряная в позолоте посуда, усыпанные драгоценными камнями сабли, кинжалы и тут же цветной телевизор, компьютер, чемоданчик спутникового телефона. И секретарша шестнадцати лет в шелковых шароварах, с мягким голым животом и занавешенным вуалью лицом. Открой личико, Гюльчатай!

Мы сели на ковер посреди всей этой роскоши, и Тохтамбашев подал нукерам знак, чтобы они удалились.

- Аллах велик, - начал Тохтамбашев издалека, - и Аллах сегодня явил нам, смертным, свою волю.

А во мне от этой его бодяги такая злость вдруг вскипела, что я ему напрямик и говорю:

- Кончайте вы, Чарры Каримович, про Аллаха городить, вы же с моим папкой в училище четыре года на соседней койке дрыхли и ни разу вечернего намаза не делали! Какой же у вас теперь Аллах? Откуда он взялся?

А Тохтамбашева так голыми руками взять не просто.

- А ты, самозванец, заткнись лучше, думаешь, я не знаю, кто из вас настоящий сын?

Я глядел на него, а он глядел на меня. И я не знал, кто выиграет в этой игре-гляделке. Кто первый сморгнет - тому щелбан! Тохтамбашев щелкнул пальцами, и в проеме поднятого полога появился тот нукер, что вчера приносил мне вино.

- Принеси! - скомандовал ему по-русски Тохтамбашев.

Мы сидели и молчали.

- Чарры Каримович! - первым нарушил я молчание, - дайте мне папино кольцо на память, оно ведь вам уже ни к чему!

И тут чудо свершилось. Тохтамбашев усмехнулся и принялся покручивать прикипевшее к коже золото. Сняв кольцо, он протянул его мне.

Да, сегодня явно мой день! Я убил Студня, и я завладел вторым кольцом. Но и это не все. В проеме уже стоял нукер, держа в руках маленький чемоданчик. Не пресловутый дипломат из этих глупых американских кино, а простой фанерный чемоданчик, оклеенный дерматином. Про такой еще в старой одесской песне пелось: