Александр Золотько - Под кровью — грязь

А теперь словно отпустило. Словно новая жизнь началась у Беса. Крутой все-таки молодец! Чуть ли не первый раз в жизни Бес испытывал к человеку чувство благодарности настолько сильное, что, наверное, даже под пули бы полез за Крутого.

Он ко мне как к человеку, думал Бес, и я к нему. Остальные члены группы Бесу нравились не очень. Наташка… Нет, трахается она здорово, в рот берет тоже, но только после всего этого с ней Бесу захотелось пойти и вымыться. Смыть с себя… Не грязь – Бес никогда не был особенно брезгливым, – смыть ему хотелось с себя странное, липкое ощущение страха.

Девка себе и девка. Много их перетрахал Бес: и по пьяне, и по тому, что у них называлось любовью. Пару раз даже пришлось раскладывать девок, не обращая внимания на нытье и крики, – всяко бывало. А тут, с Наташкой, все было не так. Было такое ощущение, будто отточенное лезвие ножа приложили к телу – оно холодит, кожу, от него разбегаются мурашки озноба, и вроде бы ничего такого, а только понимаешь, что в любую секунду может это лезвие скользнуть в сторону, обжечь огнем, распластать мышцы на кровавые ломти…

Беса передернуло. Он потянул дверцу на себя, она со скрипом подалась, потом зацепилась за какую-то неровность на бетонном полу и остановилась.

– Бля… – Бес рванул дверь сильнее.

Темно, как у негра в жопе. Бес пошарил рукой по стене возле двери. Ага – выключатель. Везет ему сегодня с выключателями.

Свет зажегся не сразу. Кто-то установил в хибаре двойной светильник дневного освещения, и тот, как положено, заводился долго, со щелчками, жужжанием и помаргиванием красных огоньков.

На всякий случай Бес принюхался. Ясное дело, пахло чем угодно, еще сильно пахло бензином.

– Что там у тебя? – громко спросил Агеев.

– Лампа еле фурычит! Сейчас загорится.

Агеев… Солдат хренов. Тут Бес тоже имел свое мнение. Оно, конечно, парень резкий. Как прокисшее ситро. Только психованный, и спиной к нему Бес поворачиваться не станет. Бесу и самому нравилось убивать. Было в этом что-то заводящее, заставляющее по-другому взглянуть на мир. Бес был согласен, что убивать можно и нужно. Только вот…

Чего ж из этого себе всю жизнь делать? Ну, замочил кого, чтобы капусты нарубить, ну грохнул какого-нибудь урода – и отдыхай. По бабам там или загулять.

А Солдат этот – урод. Бес сегодня видел, как сопел он над тем раненым придурком в складе, как в глазки ему заглядывал, будто целоваться лез. И даже не попытался отстраниться перед выстрелом. Брызги в лицо, вся рожа в крапинку, а он взял полотенце там с гвоздя, утерся и вздохнул, как после… Ну, как если бы кончил.

Лампы, наконец, разгорелись. Одна лампа. Вторая продолжала судорожно моргать, как припадочная. Все тут они припадочные, подумал Бес, только вот Крутому и можно доверять. Только Крутому.

Бес бегло осмотрел комнату. Диван старый, пошарпанный, с валиками и зеркалом. Стол. Раньше был полированный. Два стула. Во, Бес радостно улыбнулся, печка, уголь в ящике и пластиковая двухлитровая бутыль из-под кока-колы. Бес наклонился к бутылке и принюхался. Точно, с бензином.

На диване стояла большая сумка. Крутой тут уже видать бывал. Все подготовил. Мужик.

Загремели отодвигаемые ворота. Бес выглянул в дверь. Приехали-таки. Наташка и Блондин. Ну и ладушки. Бес без сочувствия увидел, что оба мокрые насквозь. Без стекла ехать по такой погоде – рехнуться можно. А эти еще и застряли видно где-то, Бес с Солдатом и Стрелком по дороге мимо их микроавтобуса не проезжали.

Ворота закрылись.

– Что там у тебя? – снова спросил Солдат.

– Все ништяк. Тут печка есть и уголь. Наверное, Крутой приготовил.

– Идем, – сказал Солдат и повернулся к Стрелку, – а ты еще с часик постоишь.

– С часик?

– Не размокнешь.

– Постоишь, постоишь, – зло поддержал Агеева Блондин, – не хрен отсиживаться за спиной.

Наташка молча двинулась к хибаре, обхватив плечи руками. Бес увидел, как дрожат ее руки и губы.

– Замерзла? – спросил Бес.

Наташка не ответила, только коротко взглянула на Беса, и тот вздрогнул. Ведьма. Бес явственно увидел, как в Наташкиных глазах плеснулось безумие.

– Я сейчас печку зажгу, – Бес отвернулся и юркнул в дверь. Убьет она меня. Или я ее замочу.

Бес присел на корточки возле печки и оглянулся через плечо – Наташка молча стаскивала с себя одежду. Мокрые волосы липли к бледному лицу.

Бес сплюнул. Как утопленница, блин, вампирша из ужастика.

– Нам нужно поговорить. – Палач еще раз указал пистолетом на стул.

– О чем?

– О тебе, обо мне… – Палач внимательно рассматривал этого парня, этого самого Александра Гаврилина.

– А мое мнение по этому поводу никого не интересует? Да и с каких это пор ты перешел в разговорный жанр? Просто конец света! Вице-президент банка берется за пистолет, а профессиональный убийца решает почесать языком с жертвой, – Гаврилин говорил почти спокойно, и это понравилось Палачу.

Гаврилин не производил впечатления человека испуганного. Он вел себя так, будто очень устал от всей окружающей его неразберихи. Это Палач понял, еще не входя в кабинет, послушав разговор из приемной. Поначалу он просто хотел войти вовнутрь и выстрелить. Потом действовать по обстоятельствам. Но говорили о нем, и это стоило послушать. Стоило.

Палач впервые в жизни услышал, как кто-то говорит о нем. Нет, не так. Кто-то впервые в жизни говорил о нем так, будто действительно знал, что движет им, Палачом. Этот Гаврилин чувствовал его, или, может, Палача так просчитали, что теперь каждый его шаг легко предсказуем?

– Ты что делал в кафе этим летом? – Палач чуть не поморщился от глупости собственного вопроса. Если Гаврилин теперь начнет спрашивать каким летом, в каком кафе, Палач потеряет инициативу в разговоре и ему, пожалуй, проще будет убить Гаврилина, чем возвращать разговор в прежнее русло.

– В кафе? – переспросил Гаврилин, – В кафе я наблюдал.

– За мной?

– Как оказалось, за тобой.

– Наблюдатель… – Палач произнес это слово медленно и бесцветно. Он знал о существовании наблюдателей и об их функциях. И эти функции ему очень не нравились… С недавнего времени. Потому что он и сам сейчас стал наблюдателем.

– Наблюдатель, – спокойно подтвердил Гаврилин. Очень спокойный человек, этот Гаврилин, подумал Палач. Ведь знает же, что Палач получил приказ на его уничтожение, минуту назад чуть не отправился на тот свет, но сидит спокойно, руки на коленях, пальцы… Вот пальцы немного не спокойны.

– За что решили убрать наблюдателя? – спросил Палач.

– А за что у нас вообще решают убрать человека?

– Не поверишь, но я никогда не интересовался причинами. Даже в голову не приходило, – Палач присел на край письменного стола. – Могу вот только представить себе, за что решили убрать меня…