Сергей Соболев - Титановая гильотина

— С кем мне дружить я как-нибудь сам разберусь.

— Мне доложили, что тебя и еще несколько человек из вашей конторы видели на днях в Новомихайловске… — чуть сузив глаза, сказал Черняев.

— Возможно. Ну и что из того?

— Я все понимаю… служба… чистое сердце, холодные руки… Или как там у вас? Но мы живем здесь, на этой земле, а не в той же Москве…

— Это что, угроза? Черняев криво усмехнулся:

— Нет, это — голимый факт.

В этот момент в кармане у экс-полковника запиликал сотовый, и тут же донесся чей-то голос из портативного «кенвуда», который тот держал в руке.

— Ладно, служивый, мне пора, — сказал Черняев. — Договорим в следующий раз…

Достигнув определенного положения в обществе, люди должны уметь сохранять выдержку в любой, даже в самой неприятной ситуации. Даже если тебе хочется дать своему оппоненту в морду и он того вполне заслуживает, то найди в себе силы и волю сдержать свои эмоции… хотя бы до поры, когда ты подготовишь свой скрытный, хорошо замаскированный, но убойный удар.

И Мельников, и банкир Ряшенцев, родной племяш губернатора, этим искусством обладали если и не в совершенстве, то в достаточной степени для того, чтобы не устраивать словесных перепалок с наглецом Ворониным в присутствии посторонних людей, у палаты тяжелобольного человека. Вице-губернатор, впрочем, пробыл здесь недолго: с полминуты провел в палате (даже супруге Николая Дмитриевича и его дочери врачи не разрешали пока подолгу там находиться), еще с четверть часа о чем-то шептался с врачами, а затем укатил восвояси вместе со свитой…

— Впереди пара выходных, — хмуро заметил Ряшенцев, полнолицый шатен лет тридцати четырех. — Бьюсь об заклад, что уже в понедельник Воронин в качестве и. о. издаст нужную им директиву…

— Да, скорее всего, — кивнул мэр, крупный пятидесятидвухлетний мужчина с брюшком, лысиной и наружностью опытного, видавшего виды чиновника. — Если переведут «бюджетные» счета в «Коммерцбанк», к Гуревичу, так и хрен с ними… Через три месяца после выборов все вернется на круги своя… Мельникова ни Москва, ни мы к власти не пропустим! Но сейчас, конечно, воленс-ноленс, мы вынуждены будем держать какое-то время оборону… Главное, ни под каким соусом не подписываться на то, чтобы залоговые пакеты акций — а они будут давить… настаивать на своем — были переданы другому или другим уполномоченным банкам! В первую очередь это касается сорокатрехпроцентного пакета титанового комбината! Сам понимаешь, здесь игра идет по-крупному…

Пробыв в больнице еще около получаса, они засобирались: каждого ждали на работе неотложные дела. Врач, хотя и неохотно, но все же разрешил им ненадолго заглянуть в палату: эти двое были не только высокопоставленными людьми, от которых зависело в том числе и его будущее и финансовое положение всего медучреждения, но и близкими для Николая Дмитриевича и его семьи…

Больной на всякий случай был подсоединен к системам жизнеобеспечения. Когда они проскользнули ненадолго в палату, Николай Дмитриевич — за несколько последних часов он как-то резко сдал и даже как будто усох — находился в сознании, но едва-едва мог говорить.

Трудно сказать, узнал ли он вошедших, на которых были белые халаты и белые же шапочки, но его губы вдруг зашевелились.

— Н-не п-п-пере…. — прошептал он тихо и тут же осекся.

— Что? — Ряшенцев наклонился поближе, игнорируя врача и медсестру, которые уже стояли наготове с кислородной маской. — Я не понял! Не переживать? Не переворачивать? Не перебарщивать с лекарствами? Дядя, ты меня слышишь?! Что ты хочешь нам сказать?

Взгляд больного на какие-то секунды стал вполне осмысленным, а его губы, пусть и сипло, натужно, с томительными перерывами, произнесли:

— Н-не п-пер-редеритесь… тут… б-без меня…

Город Н-ск, суббота,

вторая половина дня

За окном темно-вишневого «Фольксвагена» промелькнул километровый столбик с синей табличкой.

— Все, почти у цели, — сказала Зеленская, которая уже извертелась на своем сиденье и не могла дождаться, когда они уже наконец доберутся до места. — Ну тебя к черту, Володя… гонишь, как сумасшедший!

Маркелов чуть сбросил скорость, и теперь стрелка спидометра подрагивала у отметки «100».

— Нюр, а Нюр!.. — Ась?

Маркелов повернул к ней свою крупную, лобастую, с чуть оттопыренными ушами и стриженную почти под ноль голову:

— Дай братцу водицы напиться.

Зеленская, покопавшись в небольшой дорожной сумке, где хранились взятые ими в дорогу припасы, вытащила оттуда початый баллон с минералкой.

Маркелов, одним глазом продолжая следить за дорогой, шумно, как коняга, выглотал почти половину полуторалитровой емкости.

— Устал? — участливо спросила Зеленская. — Говорила ж тебе, что надо было самолетом лететь…

— Нормалек, — отозвался Володя. — Для бешеных журналюг девятьсот километров не крюк… На хера нам, спрашивается, связываться с авиалиниями?

— Надо говорить «зачем», — поправила его Зеленская, давно и безуспешно пытающаяся отучить напарника от слишком частого употребления некоторых сомнительных слов и выражений.

— Один хрен, — сказал Маркелов, прикуривая сигарету. — В последнее время у меня эти перелеты во где сидят, — он коснулся горла ребром ладони. — Терпеть ненавижу летать! Как только слышу, что объявляют посадку, у меня сразу очко сжимается…

— Выбирай выражения, Володя!

— Заодно Рассю-матушку посмотрим, так сказать, в натуре, изнутри, а то все по заграницам шастаем, — чуток помолчав, сказал Маркелов. — Совсем от корней оторвались…

— Лучше признайся, что ты соскучился по «баранке», — усмехнулась Зеленская, отчего на ее щеках появились симпатичные ямочки. — Все вы, мужики… вот такие… слегка повернутые на шоферском деле. Вечно куда-то едете, мчитесь — в основном без толку, — вроде как вы заняты, типа при делах. А некоторые относятся к своей железной лошадке даже лучше, чем к женщине, которая живет рядом…

— Это что, намек на меня, Нюра? — обгоняя попутную фуру, поинтересовался Маркелов. — Так я ж не скрываю своих взглядов! Всегда говорил и буду говорить: вы, бабы, вредные создания… и от вас одни только убытки!..

Когда Маркелов хотел подразнить ее, то называл не иначе как Нюрой, зная, что Зеленская терпеть не может, когда ее называют этим деревенским именем (впрочем, она давно уже не покупалась на эти его в сущности безобидные подначки).

— Если не прекратишь говорить гадости, Маркелов, то получишь вот этим, — она продемонстрировала напарнику свой крепкий кулачок, — по своим толстым губам!..

Вот так, добродушно переругиваясь, они, даже чуть опережая составленный Володей график — мужчины обожают составлять графики и все заранее планировать, — приближались к пункту назначения — городу Н-ску.