Анатолий Ромов - Миллиард долларов наличными

— Салам алейкум, хозяин.

— Алейкум ассалам, дорогой Рустамбек. Рад вас видеть. Вы единственный, если не считать рыб, кто развеивает мою скуку.

— Думаю, хозяин, я на почетном втором месте. После рыб.

— Ладно, ладно вам, Рустамбек. Садитесь.

Рустамбек сел. Хмыкнув, Талаяти снова повернул шезлонг к аквариуму. Вечерело, и рыбы за стеклом, медленно скользя в слабой подсветке, действительно представляли собой волшебное зрелище.

Зная манеру Талаяти без всякого на то повода прерывать разговор и вести себя так, будто беседы и не было, Рустамбек молчал.

Наконец, не оборачиваясь, Талаяти сказал:

— Рустамбек, я обдумал предложение этого русского.

— Обдумали?

— Да. Как его зовут, я забыл?

— Хозяин, его зовут Владимир Лапик, но это неважно.

— Может быть. Но знаешь, что я подумал?

— Что, хозяин?

— Мне предложения этого русского, именно в той трактовке, в какой я услышал их от тебя, кажутся, скажем так, не пустой игрой слов.

— Рад слышать это, хозяин.

— Да. Поэтому, думаю, ты можешь начинать делать первые шаги.

— Будет исполнено, хозяин.

— Кажется, это ты сказал — миллиард долларов, который мы потеряли, не пропал даром? Мы потеряли вооружение, но приобрели часть русского истеблишмента?

— Уже не помню, хозяин. Не имеет значения, кто это сказал. Но думаю, так оно и есть.

— Я тоже думаю, что это так и есть. Хорошо. Значит, с этим мы решили.

— Да, хозяин, решили.

— Особенно мне понравилась остроумная мысль этого русского насчет Балбоча. Помнишь?

— Прекрасно помню, хозяин.

— Я буду счастлив, если нам удастся провести этого шакала. При этом еще вытянув из него деньги.

— Думаю, вы правы, хозяин.

— Видишь этого ската? Посмотри, посмотри, как он шевелит мантией…

— Потрясающий скат. Настоящее произведение искусства.

— А этот катран? Нет, ты посмотри… В каждом его движении — осмысленность… Ты видишь?

— Конечно. Я бы сравнил его с молнией, в которой воплощена мудрость веков…

— Хорошо сказано, Рустамбек… Ты прав, мудрость веков… Но давай помолчим… Посидим и помолчим…

Рустамбек знал, что именно в этот момент, сейчас, ему нужно сделать два очень важных звонка. Каждый из этих звонков мог стоить сто тысяч долларов. Но, подавив вздох, он откинулся в шезлонге. Самым важным сейчас было не потерять или выиграть двести тысяч долларов, а вспомнить все хвалебные эпитеты, которые он еще не употреблял в отношении рыб.

Сняв трубку зажужжавшего на столе телефона, Гущин сказал:

— Слушаю?

— Виктор Александрович, это я. — Он узнал голос Деряб-ко. — Сильно заняты?

— Смотря с чем звонишь.

— Из Чахбехара только что прибыл Хрулев. И привез пистолет.

— Пистолет? Ты имеешь в виду — пистолет Лапика? — Да.

— Пистолет у тебя?

— У меня. И Хрулев у меня.

— Так заходите оба. Жду.

Дерябко и Хрулев, невысокий брюнет с ровным пробором и плечами атлета, вошли через пять минут. Перебив начавшего было рапортовать о прибытии Хрулева, Гущин сказал:

— Женя, без формальностей. Где пистолет?

— Вот, — Хрулев положил перед Гущиным картонную коробку. Открыв ее, Гущин некоторое время рассматривал лежащий там пистолет системы «Макаров». Спросил:

— Это точно пистолет Лапика?

— Точно. Номера, заводские клейма, металл — все сходится.

— Отпечатки сняли? В смысле, его можно брать?

— Да, все снято, — подтвердил Хрулев. — Можете брать. Взяв пистолет, Гущин около минуты внимательно его осматривал. Положив на стол, спросил:

— Отстреливали?

— Нет еще, Виктор Александрович, — сказал Дерябко. — Когда б мы успели? Он только прибыл. Женя, ты ведь прямо с самолета сюда?

— А куда еще? Я только из-за него сюда и летел.

— Понятно. — Гущин помолчал. — Ладно, рассказывай как вы его нашли? Кто нашел?

— Полиция Чахбехара.

— Очень любезно с ее стороны. Как это случилось?

— Случилось очень просто. Саша позвонил на крейсер, дал накачку. Паламарчук утром поймал главного из иранской комиссии, передал все, что вы сказали. Этот старший, он какой-то член правительства, тут же, при нас, позвонил по телефону в полицию Чахбехара. Так пистолет уже через три часа был у нас.

— Женя, это не разговор — был у нас. Я жду подробного рассказа.

— Пожалуйста, Виктор Александрович. Эрген Хаджаб, пилот самолета метеослужбы, в это время был в воздухе. Полиция, не предупредив никого, вошла в его квартиру и произвела обыск. Пистолет нашли сразу, он, завернутый в тряпку, лежал в шкафу, в белье, между простынями.

— Заряженный?

— Нет, не заряженный. Этот Эрген, которого в тот же день допросили, клялся-божился, что из него не стрелял.

— Чем он объяснил, что пистолет у него?

— Первые его показания были, что якобы этот пистолет он нашел в порту. Потом, когда на него надавили, изменил показания и сказал, что якобы русский, которого он в самом деле в тот день довез до Тегерана, ему этот пистолет подарил.

— Он дал описание этого русского? Пассажира, которого он вез?

— Дал. Это один к одному описание Лапика. Помолчав, Гущин кивнул:

— Ну что, пойдем отстреливать? Варфоломеев у себя?

— У себя, куда ему деться, — сказал Дерябко. — Я на всякий случай ему позвоню?

— Позвони.

Сняв трубку и набрав номер, Дерябко сказал:

— Константиныч? Если мы сейчас с главным подойдем к тебе один пистолет отстрелять, сделаешь? Лады. Да, еще, Константиныч, у тебя должна быть трассология по пуле, которой был убит Дашков, я не ошибся? Ага. Порядок, мы сейчас будем.

Варфоломеев, старший научный сотрудник трассологичес-кой лаборатории, щуплый человек в белом халате, с пушком волос на голове, долго рассматривал пистолет. Посмотрел на Гущина:

— Виктор Александрович, произвести полный анализ? Или вас интересуют только пули?

— Только пули. Точнее, одна пуля — та, которой был убит Дашков. Я хочу знать, из какого пистолета она была выпущена.

— У вас есть подозрение, что пуля, убившая Дашкова, была выпущена из этого пистолета?

— Вы правы, есть.

— Хорошо. Сейчас я отстреляю этот пистолет. Затем соберу отстрелянные пули — и сравню с той.

— Как долго вы будете все это делать?

— Не очень долго. Отстрелять — секунды. Сравнить пули — от тридцати до сорока минут. Подождете?

— Да, подождем. Мы посмотрим, как вы отстреливаете?

— Да, пожалуйста.

Взяв с полки новую обойму, Дашков неуловимым движением заправил ее в пистолет. Встал, подошел к расположенному в углу лаборатории небольшому тиру. Нажал кнопку, подождал, пока поворотный механизм расположит фронтом к нему пробную мишень — вставленную в специальные щупы толстую плиту штукатурки. Штукатурку Варфоломеев выбрал, потому что пуля, убившая Дашкова, была извлечена из оштукатуренной стены кухни, в которой был найден убитый.