Михаил Нестеров - Убить генерала

Воспитатель «Ручейка» Тимур Гуськов, поневоле участвующий в контрснайперском мероприятии, отошел на несколько метров и остался доволен своими воспитанниками. Он учел пожелание организаторов праздника и выбрал для детей стандартную форму одежды: белый верх, черный низ. Тимур постоянно путался в цветах российского флага. Белый цвет наверху — это ясно, а вот голубой и красный... Выручила заведующая: «КГБ — наоборот, — пояснила она. — Белый, голубой, красный». Сейчас воспитанники держали длинные разноцветные ленты, протянувшиеся вдоль строя, строго по правилу.

Гуськов считал себя одним из немногих, кто знал о подлинном маршруте главы государства, и считал это справедливым по отношению к воспитанникам «Ручейка». Он видел праздничные толпы на Московском шоссе и самодовольно усмехался: «Им-то точно ничего не обломится».

Воспитанники выстроились вдоль невысокого заграждения, больше походившего на барьер, с дорожными указателями направления движения. Однако подошедший гаишник в звании лейтенанта покачал головой и знаками показал Тимуру, что детей нужно поставить за барьер. Гуськов свободно читал по губам, но до сей поры не мог смириться с тем, что ему все буквально показывают на пальцах. Он представил, как будет выглядеть строй из-за заграждения: торчащие над ним головы и плечи; дорожные синие знаки с белыми стрелками вообще испортят все дело.

— Ленты, — сказал он постовому, одетому в бронежилет и вооруженному коротким автоматом. — Ленты не будет видно.

— Пусть поднимут их над головой. — Постовой продемонстрировал, как это будет выглядеть.

— Там яма, дети могут свалиться.

— Пусть держатся за ограждение.

— А кто же будет держать ленты?

Гаишник подошел к ограждению, сдвинул в сторону одну секцию и показал жезлом направление.

Тимур сморщился, но выполнил распоряжение постового.

Их на этом участке было двое. Бело-голубая машина с проблесковыми маячками стояла на обочине и блистала как новенькая. Рядом с ней автобус «ПАЗ» смотрелся катафалком. Пока Тимур перестраивал своих питомцев, постовой отдавал команды водителю автобуса. И так же знаками. Все сейчас жили в мире жестов. Кто-то согласно своей профессии, кто-то в силу врожденных недостатков.

Тимур показался постовому дирижером хора глухонемых. Он поднял руку, стоя перед строем воспитанников, и опустил ее. Взметнулись миниатюрные российские триколоры, заколыхались в воздухе разноцветные шары, вскинулись руки... Потом раздался протяжный вой, от которого постовой закрыл глаза и тихо прошептал:

— Жуть...

Все шло по графику, соответствовало слегка переделанному сценарному плану. Президентский самолет приземлился согласно расписанию. Рота почетного караула выстроилась на бетонке вовремя, музыканты из военного оркестра были готовы взорваться медью духовых инструментов своевременно. Группы спецназа «Град», госохраны и бойцы отряда антитеррора заняли свои места и держали под контролем огромную территорию аэропорта. Постовые, получив указания, уже мысленно приостанавливали движение автотранспорта на своих участках.

Внешне Александр Свердлин выглядел спокойно. Да и внутри тревоги как таковой не ощущал. Снайпер-террорист не пойман, однако у него как не было, так и нет ни одного шанса на выстрел.

Волнение генерала Службы было вызвано предстоящим разговором с шефом. Он впервые не справился с работой, но этот единичный случай не мог стать оправданием. Единственный способ борьбы со случайностями — это четкая организация. Свердлин мог себе сказать: «Я что-то упустил». Шефу таких слов не скажешь.

И все равно недосказанная фраза осталась в памяти генерала: «Мы не уверены...» Однако ответная насмешка-пощечина, прозвучавшая в вопросительных интонациях, материализовалась в истеричный выкрик: «Перекрыть все улицы города!» То был голос самого генерала.

Позор...

Это слово прокатилось и заглохло вместе с последним медным раскатом духового оркестра, проехалось под ногами чернопиджачной свиты, заметалось под колесами лимузина и бронированных джипов сопровождения. Эскорт президента вырулил с бетона аэропорта, чтобы на высокой скорости пронестись пятьдесят километров до города. Но за минуту до того, как колеса «Мерседесов» зашуршали по трассе М-5, генерал принял звонок по секретному телефону.

Александр Семенович сидел на заднем сиденье джипа и не отрывал взгляда от патрульных машин, несшихся в авангарде кортежа. На переднем сиденье сидел стрелок, вооруженный автоматической штурмовой винтовкой. Водитель джипа был заряжен протаранить любой транспорт, оказавшийся на пути следования президентского эскорта. За лимузином неотрывно следовал представительский «Мерседес» с бойцами спецназа Службы, вооруженными, кроме обычного стрелкового оружия, гранатометами.

Находясь на привычном месте, генерал тем не менее ощутил дискомфорт. Все попытки объяснить охватившее его смятение ни к чему не привели. Устал, пришла привычная отговорка.

На связь выходил полковник Терехин. Которого стоило послать подальше. «Как он там себя нахваливал? — припоминал генерал. — Ловчий по натуре? Время от времени вспоминающий басни?»

«Два одиночки, — пришли мысли из прошлого. — Кто кого?» И что-то про кино, сравнение с реальной жизнью...

Свердлину не хотелось общаться с Терехиным — особенно по телефону. Хотя бы потому, что он был тем человеком, а скорее объектом, слышавшим из генеральских уст рискованные речи о допущенных ошибках. Для кремлевского охранника Николай был загрузочной дискетой, в нем сидел этот самый загрузочный сектор, раскрывающий характер Крапивина, взбунтовавшегося против Системы. У Свердлина даже сложилось мнение, что именно Терехин был отцом-изобретателем террориста, знал как сильные его стороны, так и слабые. Он находился в стороне и пытался предугадать очередной шаг своего детища, ступившего на путь самоусовершенствования. И сам порой походил на бездушную машину: в нем проглядывали черты сразу двух Терминаторов — хорошего и не очень; он был и охотником, и спасателем. И эти мысли собрали на лбу генерала морщины, которые глубиной и рисунком точно совпадали со складками на челе Терехина.

«Вдруг он напал на след снайпера?» — подумал генерал. Но тут же отогнал эти мысли прочь.

Терехин глянул на часы: осталось сорок минут до появления президентского эскорта. Плюс-минус десять минут. Возможны задержки в аэропорту, но только не на пути следования кортежа. Он проедет строго по графику, секунда в секунду, промчится под бесчисленными рекламными баннерами, которых в Самаре было больше, чем в Москве.

Сорок минут — много и мало. Но как определить ту минуту, когда придется вынуть из кармана мобильный телефон и набрать номер?