Михаил Нестеров - Убить генерала

— Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этого!

Он падал на ступеньках и молил бога только об одном: лишь бы не опоздать. Он давно знал, что могила снайперу-террористу была уготована. Он видел и ее, и надгробный камень над ней. Но пустую. Близнец свалится в нее, но Николай не хотел, чтобы это произошло именно так, как он представлял, как должен поступить Близнец. Нет, только не так. Вопрос: «А как же тогда?» — остался без ответа.

Терехин клял себя на чем свет стоит. Как последний идиот он завороженно ждал выстрела, результата. Но как же без этого? Немыслимо представить себе следующую картину: он все эти двадцать минут ждет Виктора у подъезда, а потом вопросительно бодает головой: «Попал?» Глупость какая-то. Х.З. — сказал бы Вадим Соловьев. Но удерживало его на двойном повороте не только любопытство, но и собственная безопасность. До выстрела он мог стать сообщником преступника, после — нет. Каждый играл свою партию, расписанную с самого начала до самого конца. Отыграло «духовое» ружье, теперь очередь за хриплым вокалом.

Близнец сделал всего несколько шагов по настилу и едва не свалился в керамзит. Его откровенно напугал громкий хлопок, раздавшийся позади. Он даже не понял, что это — выстрел или грохот чердачного люка. Он инстинктивно свернул на узкую доску, ведущую к слуховому окну. Едва он выбрался на крышу, в обрешетку окна ударили пули.

Вот он, последний этаж. Все как у Берга. И не надо выходить из здания-жизни, чтобы увидеть все свои этажи, запланированные сумасшедшим архитектором. Под ногами хрупкий металл, а выше его — только небо.

Близнец отстрелял из пистолета в дальнее слуховое окно, в котором заметил движение, и снова отступил. Еще десять-пятнадцать шагов, и он окажется на краю.

Еще одна короткая очередь, и «глок» саданул рамой: патронов в пистолете больше не было. Близнец выхватил из-за пояса «Макаров» и отступал уже с ним. Несколько раз выстрелил не оборачиваясь, через плечо. И неожиданно понял — почему. Мысленно он уже вел отсчет патронов и ждал, когда в стволе останется один-единственный.

Но страшно не было. Вообще никаких чувств, лишь ставшее со временем черствым воспоминание о своем первом выстреле в живого человека. Он стрелял в незнакомого человека, но явственно ощутил на виске прикосновение ствола своей снайперской винтовки.

Вот и край. И последний патрон. Не теряя больше ни мгновения, Близнец поднял руку с пистолетом к виску.

Снайпер из Центра спецназа, укрывшись за надстройкой слухового окна, поймал голову Близнеца в оптический прицел британской винтовки. Он тоже знал, что обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством, и для него было важно не допустить самоликвидации противника. Прежде чем нажать на спусковой крючок, снайпер еле слышно обронил:

— Ну вот и все, брат...

Взгляд Терехина уперся в черный чердачный люк. За ним слышались отдельные глуховатые выстрелы. Настолько приглушенные, что Николаю показалось: люк наглухо закрыт, и ему ни за что не открыть его.

Полковник поднялся по металлической лесенке и толкнул створку руками. Так сильно, что она, резко распахнувшись и подняв облако пыли, едва не упала на место.

Секунда, и Николай окунулся в душную атмосферу чердака. Прикрываясь руками, он едва успел уклониться от мечущегося голубя. И окончательно потерял ориентировку. Где первый подъезд, а где последний? Куда будет отступать Близнец? По логике — к последнему. Как в песне — «От первого мгновенья до последнего».

Ориентировку ему подсказали спецназовцы. Один наполовину высунулся из слухового окна и своим положением в нем словно рукой показывал на беглеца. Где остальные бойцы, Терехин разобрать не успел.

Он пробежал по доске к ближайшему слуховому окну и, рискуя свалиться, одним прыжком оказался на крыше. Действовал так, как всегда, был на острие событий, полагая, что весь процесс — начиная от задержания, чувствовался острее.

Острее некуда.

Николай бросил взгляд назад и увидел готового к выстрелу спецназовца в черной униформе. Оборачиваться не было времени. Полковник широко шагнул, автоматически перекрывая биссектрису, и поднял руки вверх:

— Не стрелять! — громко выкрикнул он. И его хрип разносился по крыше этого дома, скакал на крышу другого, охватывая, казалось, весь район. — Я полковник ФСБ Терехин. Не стрелять!

И едва не зажмурился, в любое мгновение готовый услышать выстрел. Но уже с другой стороны.

Он обернулся и увидел Близнеца на самом краю крыши. С пистолетом у виска. Человека, который сделал то, чего другому еще не удавалось. Человека, который решился на выстрел, получил разрешение и нажал на спусковой крючок. И вынужденно, ошибочно посчитал, что работа закончена.

Вместо короткого «стой!» Николай неожиданно выпалил:

— Зачем ты сдаешься перед гнидой, которую ты укокошил? Она не стоит этого.

Полковник все еще стоял с поднятыми руками и не решался опустить их. Не хотел делать резких движений. Он медленно опустил одну руку, а второй сделал еще один плавный, но тем не менее предостерегающий жест спецназовцам: «Не стрелять!»

— Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этой гниде подарка. У него нет головы, но он ждет от тебя именно этого. И еще кое-кто ждет. Ты нажмешь на спусковой крючок и враз превратишься в террориста. Об этом ты не думал? Значит, и Юрка Цыганок тоже террорист. Так выходит, да? А Маше что прикажешь делать? Паранджу надевать и подпоясываться, что ли? Я не хочу говорить про твоих родителей — сын он и есть сын. Я не тебя хочу спасти, мне за твоих близких обидно. За себя обидно. — Николай медленным движением указал за спину. — Они тоже спецназовцы. Как и ты. Они могут убить тебя, и им будет долго не по себе. Ты можешь опередить их, но им будет еще хуже. Я не хочу говорить тебе дешевые вещи: борись, не сдавайся. Фигня это все. Глупость. Дешевка. Я хочу сказать другое: ты выиграл, но еще не осознал этого. Все просто, но самому тебе этого не понять. Поэтому я здесь.

Николай сделал осторожный шаг вперед и снова на всякий случай выставил ладонь. Он понизил голос на полтона и постарался смягчить его. И совсем не замечал, что Близнец стоит перед ним с опущенной рукой, а ствол пистолета смотрит под ноги. Когда, в каком месте отчаянной импровизации он опустил оружие? Когда решил принять помощь? И помощь ли? Может, сразу? Ждал полковника? Который на короткое время стал его напарником, наблюдателем, внесшим окончательную поправку на время: «Двадцать минут»?

— Тебе есть что сказать одному человеку. Про Свердлина, про Дронова. Про армию. Про спецназ. Про то, как вы с Сергеем Поповым пошли в рейд и как один из вас не вернулся... Повтори то, что однажды ты сказал мне: «Я просто человек, нравится это кому-то или нет». Ты никому не объявлял войну — все правильно. Он и в других обстоятельствах бросил бы клич: «Приведите ко мне этого человека!» Зачем? Раз дело зашло так далеко, то только затем, чтобы сказать: «Вот я, глава государства, перед тобой, скажи все, что ты думаешь, что там у тебя накопилось, чем ты недоволен, какая у тебя обида, откуда свищет твоя ненависть». А что, реальное предложение, Витя. Но я не знаю финала. Говорю тебе честно. Ты сам должен увидеть его. Поговорили — и в тюрьму? Нет. Под какую самую секретную программу можно подогнать тебя? Он вспомнит, обязательно вспомнит об отмененной встрече у мемориала и подумает, что от судьбы не уйдешь. Он напишет на листке бумаги несколько слов: «Сергей Попов, рядовой. Наградить орденом „За личное мужество“ — посмертно». Ты должен увидеть это. Что потом — не знаю. Но ради этого стоит немножечко пожить.