Михаил Нестеров - Убить генерала

Близнец отбросил пистолет с единственным патроном в стволе. Он упал с высоты своего решающего выстрела... и хорошо, что не упал с высоты последнего, на этот раз действительно последнего выстрела. Пусть и с посторонней помощью, но он перешагнул через рубеж, преодолеть который по силам единицам. Если бы он мог увидеть ту синюю папку, то не заметил бы на ней ни перечеркивающей полосы, ни приговора. Он являл собой профессионала, законченный продукт, руки которого уже никогда не дрогнут, а в сердце не торкнется ни жалость, ни ненависть.

Терехин не видел красноречивого жеста спецназовца, державшего Близнеца на прицеле: он опустил оружие и незаметно перекрестился. А у него не хватало сил даже для этого. За этот короткий промежуток времени Терехин выдохся, иссяк. Сколько сил было отдано там, «на мертвой петле», и сколько здесь... И он уже не смог бы повторить то, что сказал минутами раньше. Сейчас в голове что-то первичное, шаблонное, что не помогло бы Близнецу: «Нельзя любую проблему рассматривать как вопрос жизни и смерти. Потому что тогда придется слишком часто умирать». Нет, это дешевый трюк, он работает только в кино.

— Вот видишь, — Николай шагнул навстречу Близнецу и сделал попытку улыбнуться. — Никакой ты не террорист. Пускай террористы кончают жизнь самоубийством. А ты просто отличный снайпер. — Он приблизился к Виктору вплотную, положил ему на плечо руку, тихо и раздельно произнес: — Я видел. Цепляет. Честно говорю.

Полтора месяца спустя

— ...Более поздние мои изделия представляют собой смесь плохой работы и благих намерений, которая у нас дает право художнику считаться типичным представителем арта с любой приставкой. К своей работе я решила привлечь мобильную социальную группу — студенчество. Я даже нашла цитатку Ленина: «студенчество не отрезано от остального общества». И отсекла от цитаты, разумеется, на мой взгляд, глупость — что студенты отражают в себе политическую группировку общества. Студенты очень избирательны — во всяком случае, в выборе нагрузок. Личное и интим заслоняют собой все остальное. Они политически независимы, так как группа, как правило, делится на «диады» и «триады», ничего целого. Исчез принцип единства обучения и воспитания, даже единства теории и практики.

«Диады и триады» — это рабочее название моей будущей работы. Мне кажется, это интересно. Я даже представляю: вот по «доске», то есть по подиуму идет «двойка», за ней «тройка». И если с «диадами» на первый взгляд все понятно, то «триады» изначально заинтересовывают, интригуют. Хочется узнать, что связывает двух парней и одну девушку или двух девушек и одного парня. Это же чувства! Облаченные в МОЮ одежду.

Под чувства, под интим, под интригу нужно подгонять одежду, а не под плечи и бедра. Какая она будет — я еще не знаю. Не могу представить. Нужно пообщаться с молодыми людьми, как бы пожить среди них, но — забыть свои студенческие годы. Они не далеко — но они уже совсем другие. Психология меняется каждый день, и это хорошо.

Что еще нужно для этой резкой ломки привычного рабочего стереотипа? Помечтать, вот что. Представить что-то, погрустить о несбыточном, спросить себя: "Ты когда-нибудь грустила о несбыточном? Представляла, как засыпаешь на атласной простыне, а просыпаешься на роскошном лугу? Kiss and love meadow [12]. Слабо представить такое? Или боишься?" Я была близка к тому, чтобы проснуться среди трав, и ничуть не испугалась. Так, стоп, ко мне пришли.

Мария отложила диктофон и открыла дверь. Улыбнулась. За порогом — пока еще за порогом — стоял Олег Лосев. На нем был едва ли не прозрачный пуловер с широким вырезом, джинсы. Волосы привычно зачесаны назад и схвачены резинкой.

— Привет, Казанова! Дом моделей сменил? Пришел похвастаться новыми трусами?

— Просто пришел.

— Просто? Не верю... Но ты пришел. Заходи. Как дела? — Маша села в кресло и потянулась к пачке мексиканских сигарок. — «Шампуня» хочешь?

— Там, где и всегда? — спросил Олег, открывая холодильник.

— У тебя есть деньги?

— А что?

— Прикупи себе хороших манер. Ты похож на блудного попугая. Порезвился на стороне, заявился и даже не поинтересовался переменами. «Где и всегда...» Это раньше так было, сейчас все наоборот. Сейчас я всех шокирую: «Здравствуйте! Разувайтесь, пожалуйста».

Эта фишка действует сногсшибательно. Гости смотрят на меня вот такими глазами и разуваются. Как в первый раз. Завтра приди к кому-нибудь в гости, а тебе скажут: «Разувайтесь!» Прикольно, верно? — Маша подмигнула. — Это тебе не книжку читать.

Лосев намеков не понимал. Тем более таких длинных. Дома он тоже разувался, но в основном возле кровати. Он взял из бара два бокала и сел напротив хозяйки. Небрежно бросив ногу на ногу, стал медленно наливать в бокалы шампанское.

— А что это у тебя руки подрагивают? — заметила Мария. — Ты смахиваешь на папашу в палате роженицы — суетишься, дрожишь, спросить боишься. Как дела-то?

— Прохожу свидетелем по делу. — Олег протянул Марии бокал. — А вообще и дела-то никакого нет. Так, таскают по привычке, корочками хвалятся. То в дверь просунут, то в глазок покажут. Жлобы.

— Свидетель по делу, которого нет... — Мария со значением выпятила губу. — Это в твоем стиле. Но сколько гордости я слышу! Не надоело всю жизнь ходить в свидетелях? Придумай что-нибудь, это не так сложно. Для начала сходи к товарищу в гости, произнеси тост за дембель. Удивись: «Что, у тебя еще и день рождения сегодня?» Выпей за здоровье родителей, перенеси красивую девушку через лужу, помоги слепому перейти дорогу, приюти бездомного котенка. Наконец сходи в магазин, купи винтовку...

— Кому доброе дело сделать?

— Может, и так. Только тебе для начала рожу сменить надо — тебе медвежье лицо больше подойдет.

Олег в два приема осушил бокал и налил снова. Предложил Марии:

— Еще?

— Не-а. Я больше бокала не пью. Врачи запретили.

— Давно тебя не видел.

— Что-нибудь попроще изобрети. Скажи прямо:

«Я соскучился. Я часто думал о тебе». Слабо сказать: «Ты красивая»?

— Ты сама об этом знаешь.

Лосев заметил на столике снимок в рамке и без труда узнал в нем телохранителя Маши. Олег всегда боялся колких сравнений Марии, потому промолчал. И эта пауза затянулась. Он потягивал шампанское, не отмечая превосходного вкуса. Смотрел на девушку и словно не замечал продолговатого шрама на ее виске. И все по той же причине. Он буквально слышал ответ: «Сотрясение мозга. Давай я тебя тоже чем-нибудь тяжелым трахну».

Сотрясение. Потряс Витька Крапивин. В голове не укладывается. И непонятно, то ли гордиться относительной дружбой с ним, то ли привычно открещиваться. «Изменил свое мнение о нем? — как-то булькнул Терехин. — Он стал лучше, на твой взгляд?»