Михаил Нестеров - Последний контракт

За окнами нарастал смерчевой рев. Неистовый ураган глушил, давил на стекла, заглядывал в окна и с громким воем несся дальше.

Считаные секунды длился этот катаклизм. Он ослаб в нескольких сотнях метров отсюда, напоровшись на жилые дома и заблудившись во дворах. Оставил за собой испуганные вопли автосигнализаций, резкий стук падающих обломков; отстучали крупные, завершили свое падение мелкие. Над площадкой повисла пылевая оранжевая завеса — как хвост смертоносной кометы.

По коже пробежал мороз, руки женщины скользнули с поручня. Она увидела ошарашенные глаза оперативника, сдавливающего руками наушники, его искривленные в одном-единственном вопросе губы: «Что это было?..»

Взгляд Кати упал на монитор. Несколько секунд назад картинка на нем была живой. Она чуть подрагивала от движений Сергея, даже от частых ударов его сердца. Сейчас картинка была мертвой. Камера на куртке Марковцева показывала потолок, верхнюю часть стены, дым и была неподвижной. Микрофон не работал. Но можно было представить шум, в который вклиниваются резкие стуки, прерывают чьи-то голоса. Но за секунду до взрыва звукозаписывающая аппаратура приняла последние, звучащие со стороны команды: «На пол! У меня бомба!»

Катя хотела представить себе камеру, замаскированную под значок, но видела другое: застывшие глаза Сергея, уставившиеся в потолок. Над ним мечется пыль, оседает на глаза и припорашивает лицо.

«Ну!» — едва не вскрикнула Катя, вцепившись в край монитора. В помехах на экране, в пробежавших черно-белых полосах показалась жизнь, движение. Но... нет. «Давай! Шевелись, сука!»

Она бросила быстрый взгляд на вереницу машин, на большой скорости въезжающих на взорванный объект. Сквозь дымную пелену увидела лишь очертанья микроавтобусов. Но по тому, как смело и быстро они ехали, ответила: «Они знают свое дело».

И снова взгляд на монитор. Снова неподвижный потолок, присыпанный снежком телевизионных помех.

Она рывком сдвинула дверь в сторону и бросила оперативнику короткое:

— Я к нему.

Катя знала место, где лежал сейчас Сергей.

Она бросилась к проходной, рискуя получить пулю: едва она сделала несколько шагов, как со стороны громадной бреши послышались первые автоматные очереди и резкие выкрики диверсантов.

В холле не осталось ни одного целого стекла. Два человека метались в шоке по залу в поисках выхода, но не находили его. Натыкались, ничего не соображая, на стойки контроля, стойки дверей, рамы и возвращались в центр. Под ногами ковер битого стекла, местами политый кровью, в разных его концах лежали люди, в основном охранники, изрешеченные осколками. На стойке №1 распластался окровавленный труп Егорова. Он лежал на ней спиной, сложившись надвое. Валентина откинуло взрывной волной в ту же сторону. Охранник сидел, не подавая признаков жизни, уронив голову на грудь, а сверху на него капала кровь начальника отдела.

Алексей Родионов сумел отползти от стойки профайлинга. Он поджал под себя ноги, прислонившись спиной к пластику, и не мог оторвать взгляда от мертвого контролера.

Основная ударная волна пошла в двух направлениях. Один поток смел все живое и неживое, вырываясь через оба КПП, другой смертоносной косой прошелся по первому этажу правого крыла здания, прихватывая второй и третий; затем его отраженный вал догнал первый поток и на самом исходе добавил ему силу. И если на третьем этаже рамы устояли, стряхивая стекла, то на первом их не осталось. Там не было ни одного живого. Весь личный состав группы быстрого реагирования превратился в груду изувеченных тел.

Кто-то склонился над Алексеем, и он услышал голос:

— Эй, ты живой?

Он чудом уцелел. Он уронил идентификационную карту Егорова, нагнулся за ней и долго шарил рукой в ее поисках... А потом уже не мог даже приподняться над взрывной волной. Она задела его краем, выдрала и протащила по полу. Она выкручивала все на своем пути; даже руки Родионова покоились на его коленях неестественным образом. Он словно просил в вестибюле милостыню, вывернув руку в обратную сторону и стесненно отворачиваясь от дающего.

— Живой, спрашиваю? А ну-ка вставай! Ты работаешь здесь?

— Да. — Наверное, в чувство его привел пистолет в руках... Ну да, женщины, одетой в пальто и брюки.

Нужно уходить отсюда. Невыносимо смотреть на кровь, на тех, кто совсем недавно был жив и говорил с ним. За одно мгновение Алексей очутился дома, побродил в четырех стенах, натыкаясь на мебель, поглядывая в окно, ломая пальцы, покусывая губы. Подходил к двери, касался ее, но отдергивал руку, словно ожегшись, и снова возвращался в комнату. Что-то тревожило его, но что? Что-то смутное окружало его, какая-то среда обитания, серая масса с тусклыми взглядами, и все это лепилось к чьему-то невидимому хребту. Что мелькало на фоне однообразных декораций и тоскливо подвывало.

Исподволь он думал о своих сослуживцах, которые были совсем рядом. И в то же время их нет.

Кошмар...

Всего несколько мгновений понадобилось Алексею, чтобы прийти в себя. Сбросить оцепенение он не мог, разве что распахнуть его на себе, разорвать, как десантный тельник, и хватануть воздуха.

Он не знал эту женщину, но она была живой среди мертвых. Невероятно живой, деятельной. Она будто произнесла пароль, объединяя свои и его мысли; и Родионов ничуть не удивился, что они совпали.

Катя назвала номер отдела: 12-Г.

— Знаешь, где это? — спросила она, снимая пальто и оставаясь в свитере. Ремни оперативной кобуры проходили под мышками и перехлестывались за спиной.

— Знаю. Пойдемте.

Он уходил от своей среды обитания и желал лишь одного: по возвращении снова увидеть серую, но не кровавую массу.

Только чудес на свете не бывает.

Террористы въехали на объект на трех микроавтобусах. Водитель головной машины держал направление на полыхающий центр дымного облака. Этот смутный ориентир с огневыми проблесками был для него створными воротами. Он вел машину почти вслепую, включив дальний свет, автоматически определяя расстояние. Проехал первый КПП, давя чьи-то тела и наезжая на обломки, протаранил разлетевшуюся конструкцию шлагбаума, протащил под днищем искореженную гофру, сорванную с крыши, проскочил через поваленную створку ворот, зацепил и увлек за собой моток колючей проволоки. За ним неотступно следовали другие машины.

Боевики крепко держались за поручни, касаясь друг друга плечами, и ждали остановки.

Настоящая работа. Что там нападения на блокпосты, на транспорт федеральных войск и подрывы административных зданий, а потом отступление, больше похожее на бегство. Сейчас они атаковали центр российской столицы, брали штурмом режимный объект, ехали по трупам и давили раненых. Они уже сейчас, в первую минуту штурма были безраздельными хозяевами этой стратегической точки. Окраина ее окутана дымом, а вокруг уже разгораются огни страха, паники, шока. Короткий ступор, а за ним хаос, непонимание, нескончаемые вопросы, обращенные к себе, к своим близким и к богу: что же дальше? как жить? на что надеяться? какую еще бдительность от них потребует государство?