Михаил Нестеров - Направление главного удара

— Ты знаешь, — усмехнулся Стэнфорд. Его покоробило такое отношение к делу. Проклятый тамил уже обращался к нему, как к подчиненному. А ведь совсем недавно они были компаньонами. Хорошими или нет, не важно. И вот эта жирная свинья с обезьяньей внешностью прохрюкала о благодарности.

От Гуджрала нестерпимо воняло какими-то пряностями. «Нажрался мяса с чесноком, кориандром, черным перцем. Какие еще существуют приправы? — вспоминал Стэнфорд, дав тамилу кратковременную кличку: „Спайс-бой“. — Куркума, имбирь...»

Он пожалел о том, что рядом с пистолетом нет пузырька с ментоловым гелем, которым патологи спасаются от трупного запаха.

— Я хотел спросить тебя, — Стэнфорд смотрел перед собой, на край ресторанной вывески, огни которой отразились на лобовом стекле машины. — Как ты отчитываешься перед начальством, какие слова находишь для оправданий?

— Надо мной лишь один начальник. — Гуджрал указал оливковыми глазами в потолок машины.

— А-а... — протянул Стэнфорд, надолго сморщив лоб. — Совсем забыл. А мне иногда приходится отчитываться. Обычно я говорю: «Я сделал что мог. Найдите других, которые сделают лучше». А других нет.

— К чему этот разговор?

— Как-то я задумался над вопросом: какие слова главные в твоей жизни? Что бы ты сказал сам себе, Вуди? Я тщетно пытался ответить. Но однажды утром, когда я выпил первую чашку кофе и выкурил первую сигарету, ответ явился передо мной. Я бы хотел услышать главные слова: «Я умер?» Представляешь всю глубину этого вопроса? А глубину ответа? Это же вечная жизнь, как ты не понимаешь! Во плоти ты или нет, но ты спрашиваешь себя: «Я умер?» Боже, боже мой...

— Ты пьян?

— Помнишь наш разговор в мае? Я сказал тебе, кто ты, и собираюсь повторить. Ты маленький, ничтожный лидер карликовой партии. Ты на кого хвост поднял, коротышка? Ты кого кинуть хотел, сука?

Стэнфорд одним расчетливым движением выхватил пистолет и приставил его к ребрам тамила.

— Молчать! — предупредил его Вуди, кося черным глазом на телохранителя в «Мерседесе». — Откроешь свою вонючую пасть, я спущу курок! Я довольно слушал тебя. Послушай ты меня. В разведке есть такой постулат: к чему тратить десяток лет и миллиарды долларов на разработку какой-нибудь боевой машины, когда проще заплатить миллион инженеру и получить от него чертежи и документацию. Нечто подобное ты проделал со мной. Ты решил заплатить Хантеру и забрать мою долю.

— Вуди...

— Молчать! Это последнее предупреждение. Я давно понял твою сущность. Знаешь ты кто? Ты хряк со свиной духовной ориентацией. Жаль, я не смогу запихнуть твой труп в свиную шкуру. Чтобы тебе не было места ни под землей, ни там, куда ты сейчас отправишься. Не забудь спросить себя: «Я умер?»

Стэнфорд нажал на спусковой крючок, и пуля вошла тамилу под сердце. Он чуть приподнял «беретту» и повторил выстрел.

Оперативности Вуди мог бы позавидовать сам Хантер. Он в один миг выскочил из машины и, держа водителя на прицеле, быстро сокращал дистанцию с «Мерседесом». Один выстрел, другой, третий. Прозвучала целая серия выстрелов, когда Стэнфорд подошел к машине вплотную. Бокового стекла как не бывало. Водитель сидел с пробитой головой, щедро присыпанный осколками стекла.

Вуди круто развернулся и пошел назад. Заняв место за рулем, он резко тронул машину с места, сбивая мусорные баки, задевая бампером выскочившую из-за угла проститутку, выезжая с боковой площадки ресторана на проезжую часть.

«Мерседес» мчался вдоль портовой зоны. Слева за окнами пролетали башни подъемных кранов, мачты и клотики судов. Справа — шпили мечетей.

Напротив причала, к которому подходил нефтеналивной танкер и давал гудки, Стэнфорд остановил машину. Он вышел, открыл правую дверцу и вышвырнул труп Гуджрала на промасленный асфальт. Плюнув в его лицо, Вуди бросил:

— Ты умер.

Кок, Весельчак, Лолка, Тимур и остальные только сейчас, когда Весна закончила разговор и передала замолчавшую трубку Джебу, поняли одну невероятную вещь. Рядовой морпех и агент российской военной разведки только что обыграл по всем статьям зубра от британской контрразведки. Обыграл его ровно на половине дорогого для Стэнфорда слова. Полтонны отправили его в период полураспада. Назови Джеб цифру в триста, двести килограммов, игра бы не выгорела.

Кокарев многозначительно присвистнул:

— Похоже, капитан Абрамов скоро останется без работы. Прошу прощения, я хотел сказать — адмирал Школьник. Хорошая работа, Джеб.

Однако тут же понизил командира до сержанта. Он подошел к Джебу вплотную и что-то сказал ему на ухо.

Командир покачал головой:

— Ему сейчас не до технических параметров самолета.

— Уверен?

— Мы все сейчас чуточку раздражены, — улыбнулся Блинков. — Бойцы Хантера подняли тонну. Она для Стэнфорда реально существует.

— Ну все, пошли отмазки.

В ушах противно тенькало, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Виски ломило — не часто, но остро — пронизывающей иглой. Болело сердце — впервые Весельчак узнал, как оно болит.

Он повернулся на бок, прикрылся подушкой и различил призывный шум океана. Он манил его, скалясь разверзшейся перед аквалангистом воронкой. В ней пропадают черноперые рифовые акулы, скаты, мурены, скорпены, очередь за человеком. Он кричит, противясь страшному течению... еле-еле перебирая ластами. Можно уйти от опасного края, есть силы, но нет желания. Он идет наперекор судьбе.

— Володя, проснись! Кошмар? — Рут заботливо протирает полотенцем его взмокший лоб, влажные волосы, с тревогой смотрит в его сумасшедшие воспаленные глаза.

— Да, кошмар. Все нормально. — Но кошмар преследовал его и наяву. Перед глазами плавали размытые образы подводных обитателей, людей — одни в аквалангах и в неопрене, другие совсем голые, беззащитные перед водной стихией. — Налей мне вина, — попросил он Рут. И через силу улыбнулся: — Ты моя кессонная болезнь. Теряю голову...

Он выпил вина. В голове снова зашумело, только уже по-другому; все так же маняще, но не призывным завыванием водяной воронки.

— Который сейчас час? — спросил он.

— Двенадцатый, — ответила девушка. Она сидела на краю кровати. За последние два-три часа она несколько раз будила парня. Было страшно смотреть, как он вздрагивает во сне, стонет, скрипит зубами, кричит. Ей казалось, с ним происходят необратимые процессы, и она была близка к истине. Она точно знала, что он переживает во сне, какие образы его истязают. Он видит себя на дне колодца с осклизлыми стенами, на ногах неподъемный груз, рот забит тиной, в груди последний глоток воздуха.

Дождь. Но вода не проникает через пальмовую крышу. Листья шумят и на ветру. Зябко. Похоже на голландскую осень. «Я заберу тебя хотя бы на время», — вертится на языке у девушки. Она понимает, что сказать эти слова свободолюбивому русскому парню очень не просто. Он может не принять их, сердито нахмурив брови. Тем не менее с ним легко, свободно, даже зная, что он однажды не вернется.