Павел Корнев - 10'92

— Прямо весь? — прищурился Борис Ефимович. — И за живые деньги?

— Весь — не весь, но триста пятьдесят тонн сахара места немало займут.

— И надолго?

Я пожал плечами.

— Пока не распродадут. Но, так думаю, если всё выгорит, в том же духе продолжат.

Борис Ефимович отодвинул от себя стакан и о чём-то крепко задумался. Потом начал беззвучно шевелить губами и загибать пальцы, круглое его лицо приняло на редкость сосредоточенное выражение.

— По две тонны… Склад — двести сорок… Допустим, по двести пятьдесят за квадрат… Шестьдесят тысяч плюс платежи от института минус затраты на охрану…

Папенька Зинки сцепил пальцы и щёлкнул костяшками, затем приложился к стакану и в один подход его осушил.

— Человек надёжный? — спросил он после этого.

Я кивнул. Тогда Борис Ефимович поднялся с табурета и потёр подбородок.

— Субаренда тут не годится, — произнёс он некоторое время спустя. — Тут тоньше действовать надо. Можно попробовать всё как ответственное хранение провести.

Дядька всплеснул руками, вытянул из пачки папиросу, закурил и отошёл к приоткрытому по случаю тёплой погоды окну, выдул вонючий дым на улицу.

— Для меня это всё тёмный лес! — объявил он. — Ты толком объясни, не бросайся мудрёными словами!

— Если бы у нас была своя фирма или если мы её организуем, я преподнесу всё так, что директор передаст хозблок нам на охрану, — объявил Борис Ефимович. — А в этом договоре никто не обратит внимания на пункт о нашем праве принимать на хранение имущество от института и… третьих лиц. Ну сами посудите: а ну как что-то на территорию закинуть понадобится? Во-о-от…

— Шито белыми нитками, — заявил дядя Петя.

— А хоть бы и так! — фыркнул сосед. — Если потом всё вскроется — не страшно. Мы будем в своём праве, никто нас сахар не обяжет на улицу выкинуть до истечения срока договора на охрану. Если только через суд, но это дело небыстрое. А мы договор сразу на год заключим, чтобы на неустойки не влететь. Один чёрт, пока приватизация не пройдёт, никому до хозблока дела не будет. Раньше лета всё точно не устаканится.

— Ответственное хранение, поди, ответственным неспроста называется, — поморщился дядька. — Вывезут сахар — и что тогда?

— А ты сделай так, чтоб не вывезли! — потребовал Борис Ефимович. — Это твой фронт работ. Моё дело — организационно-правовые вопросы утрясти!

— Легко сказать — обеспечь! — фыркнул дядя Петя и вдавил окурок в пепельницу каслинского литья. — Если сутки через двое дежурить, то Сергей отпадает, ему учиться надо, придётся ещё двух человек привлекать.

— Найдёшь?

— Найду, — решил дядька после недолгой заминки. — Только чего ради? Овчинка вообще стоит выделки?

Сосед пожал плечами.

— Я так прикинул, весь сахар в основной склад войдёт. Там двести сорок квадратов, если исходить из двухсот пятидесяти рублей за квадратный метр, то в месяц будем получать шестьдесят тысяч. И ещё тысяч десять за охрану от института выбью. Семьдесят тысяч на пустом месте, как тебе такое, Петя?

Дядька крякнул и откупорил новую бутылку пива.

— Эти деньги ещё делить придётся, — ворчливо заметил он.

— Вы погодите делить! — вклинился я в разговор. — Сахар в конце месяца придёт, к этому времени официальный договор подписать нужно будет. И какие-то документы на склад показать, иначе с нами просто работать не станут!

Борис Ефимович уселся за стол, придвинул к себе вновь наполненный стакан.

— Липовый договор на охрану с правом ответственного хранения я прямо завтра сделаю, — усмехнулся он неожиданно жёстко. — Подпишусь за директора, печать втихаря шлёпну. И параллельно начнём предприятие регистрировать, потом всё по правилам переоформим. Но это лирика! Нет смысла суетиться, пока ничего толком не решено. Сначала надо условия с твоим человеком обговорить.

— Сначала нужно обговорить, как деньги делить будем! — отрезал дядя Петя.

— Да чего шкуру неубитого медведя делить? — фыркнул сосед.

Но дядька погрозил ему пальцем.

— Я тебя, Боря, как облупленного знаю! Или договариваемся на берегу, или дальше без меня!

Папенька Зинки пожал плечами, почесал грудь под майкой и сказал:

— Поскольку я беру весь риск на себя, то шестьдесят процентов…

— Сам в охранной конторе директором будешь? — в лоб спросил дядя Петя.

Борис Ефимович поморщился.

— Не хотелось бы светиться…

— Кто бы сомневался! — рассмеялся дядька. — Выходит, зиц-председателем мне быть придётся. И ответственность вся тоже на мне будет!

— Вы как хотите, — быстро вставил я, — но моя доля — треть. Тридцать пять процентов для ровного счёта. Арендатора я нашёл.

— Пятьдесят на пятьдесят, — предложил Борис Ефимович. — Пятьдесят вам, пятьдесят мне.

Дядя Петя как-то очень уж озадаченно поскрёб затылок и с сомнением посмотрел на меня, а потом будто ва-банк пошёл.

— Мои двадцать процентов! — объявил он и припечатал ладонь к столу.

— Тогда с охранниками сам рассчитываешься, и мою Софью главным бухгалтером оформим с окладом в пять тысяч. Вся отчётность на ней будет.

— Это сколько тогда мне останется? — озадачился дядька. — Сергей, у тебя калькулятор был, неси!

Но Борису Ефимовичу калькулятор не понадобился, все расчёты он провёл в уме.

— Если исходить из шестидесяти тысяч арендных платежей, то двенадцать тысяч твоя доля, и десять тысяч за охрану от института я точно выбью. Минус пять тысяч Софьи, получается — семнадцать тысяч тебе и двум сторожам.

— Негусто, — поморщился дядя Петя.

— Негусто?! — возмутился сосед. — Во-первых, за пять тысяч в месяц на сутки через двое очередь выстроится! Во-вторых, твой племянник, и пальцем о палец не ударив, двадцать одну тысячу заколачивать станет! Уж поделится с тобой, надеюсь, нетрудовыми доходами!

Озвученная сумма меня безусловно порадовала, и я кивнул.

— Поделюсь. Только давайте сначала с арендатором условия обговорим. Ему деваться некуда, но мало ли. Шестьдесят тысяч в месяц — деньги немаленькие.

— И когда ты с ним поговорить сможешь?

— Да лучше прямо сейчас. Сразу бы и хозблок показали.

— Так идите и договаривайтесь! — напутствовал нас Борис Ефимович. — Только обо мне ни слова.

— Ну вот, чуть что — сразу в кусты, — усмехнулся в прокуренные усы дядя Петя, который соседа в качестве собутыльника ценил и уважал, но как делового партнёра заранее подозревал во всех смертных грехах.

— Ой, да перестань ты! Если до директора слухи дойдут, вылечу с работы как пробка из бутылки, и кому от этого легче будет? Всё, как вернётесь, звякните мне, я поднимусь.

На том наше учредительное собрание и закончилось.

Гуревича-старшего мы едва не упустили. Он уже открывал дверцу автомобиля, когда я окликнул его: