Павел Корнев - 10'92

Тихон поджал губы.

— Но они же обернутся…

— Да пока одни обещания только и слышим!

Андрей поднял руку.

— Тише, Серый! Дело даже не в этом. Мы с чека двести-триста рублей имеем, нашей прибыли в лучшем случае до конца дня хватит. А ещё жить на что-то надо!

Толстый напряжённо засопел, потом передвинул нам дипломат.

— Здесь четыреста тысяч. Что-то не устраивает, сам с Романом Марковичем говори. Я сделал всё, что мог.

Сдали мы сто восемь ваучеров, и сокращение аванса сразу на шестьдесят четыре тысячи Андрея нисколько не порадовало, он предупредил:

— Начинай деньги заранее готовить. Чтобы без задержек в следующий раз. Понял?

— Хорошо, — пробурчал Тихон и попытался встать, но я положил руку ему на плечо и усадил обратно.

— Погодь.

После я вытянул из дипломата первую попавшуюся пачку двадцатипятирублёвых банкнот и кинул её Андрею, сам вскрыл упаковку десяток и начал пересчёт купюр. И в той, и в другой стопке оказалось ровно сто банкнот, но настроения Фролову это нисколько не улучшило.

— Ты ещё рублями железными с нами рассчитайся в следующий раз, — выдал он, не скрывая недовольства.

Тихон перевернул дипломат, вывалил пачки денег на стол и потопал на выход.

— Какие дали, такие и принёс, — заявил он на прощание.

Аня покачала головой.

— Куча денег!

— Жаль только не наша, — разочаровал её Андрей, спешно сгребая стопки в спортивную сумку. — Навар с чека небольшой, каждому тысяч по пять выйдет.

Я изобличать во лжи приятеля не стал и даже покивал.

— Но и пять тысяч в неделю — очень даже неплохо!

— Андрей, ты же бригадир! — напомнила Аня. — У тебя доля должна быть больше, чем у остальных!

— Поговорю с пацанами, — пообещал Фролов, закинул ремень сумки на плечо и предупредил подругу: — Не знаю, успею к закрытию вернуться или нет. Кучу долгов закрыть надо. А то с нами уже работать отказываются.

Аня поджала губы, но скандала устраивать не стала. А мы не стали задерживаться и поспешили покинуть мебельный салон.

— Триста рублей с чека, говоришь? — прошептал я, стоило отойти на достаточное расстояние.

— Хоть заначка будет, а то деньги вмиг расходятся, — пояснил Фролов своё нежелание откровенничать с Аней, понял, что меня этим своим заявлением не убедил, и поспешил перевести разговор на другую тему. — Прикинь, если Толстый о теме с медицинским спиртом узнает? Он же от изжоги издохнет!

Душевное спокойствие бывшего одноклассника меня волновало мало, а вот вызвать у работодателя сомнения насчёт наших реальных заработков нисколько не хотелось, поэтому спросил:

— Слушай, а ничего, что мы так палимся? Мы чеков на двести пятьдесят тысяч больше сдали, чем авансов получили. Откуда дровишки, не поинтересуется Роман Маркович?

— Не, — отмахнулся Андрей. — Я на Воробья стрелки перевёл. Сказал, он деньгами и товаром поучаствовал, теперь с ним рассчитаться надо. Надо ведь, так?

Мы вышли к «буханке», но сразу раскидать деньги не получилось: если наш чрезмерно упитанный и жутко недовольный товарищ уже забрался в свою коробчёнку, то Лёня зацепился языком с Воробьём и отправляться восвояси не спешил. Ну и мы форсировать события не стали.

Рома сунулся было узнать насчёт денег, и я постучал себя полусогнутым указательным пальцем по виску. На этом тему и закрыли. А потом неспешно кативший по Гагарина милицейский уазик вдруг ещё больше замедлился и свернул к нам, притормозил.

Ладно хоть выходить из служебного автомобиля никто не стал, только опустил боковое стекло водитель.

— Какие сигареты есть? — поинтересовался он.

Воробей взял на себя инициативу, подошёл и сообщил, что сигаретами не торгуем, тут же достал из кармана пачку «Мальборо», предложил закурить. Милиционер взял сразу несколько, поделился с коллегами. О чём пошёл разговор дальше, разобрать не получилось, но челнок нервозности не проявлял и даже время от времени посмеивался, потом забрал из «буханки» полблока сигарет из своих личных запасов, одарил им патрульных.

— Дань, что ли, собирают? — спросил Лёня, когда УАЗ уехал во дворы.

— Не, нормальные мужики, — покачал головой Воробей. — Сам угостил. Надо отношения налаживать.

И тут Рома встрепенулся, указал на другую сторону дороги.

— Серый, глянь! Не твоя чапает?

Я присмотрелся и точно — по противоположному тротуару в компании кудрявой подружки шла Зинка. Судя по дипломату в руке, они куда-то намылились сразу после школы.

— Да, слушай, Серый! — прищёлкнул вдруг пальцами Лёня Гуревич. — Давно спросить хотел. Твоя, случаем, не еврейка? Очень черты лица характерные.

Характерными черты лица были у тёти Софьи, да и Нина унаследовала немалую их часть, но никак не курносая Зинка, это и заставило озадаченно уставиться на бывшего одноклассника. Пусть и не всегда соображаю достаточно быстро и случается, сначала отвечаю, а уже затем обдумываю сказанное, но тут не сплоховал. Зайди речь о ком-нибудь или чём-нибудь другом, — мог ответить на автомате, но Зинка — это Зинка. Слишком личная тема, чтобы вот так сразу выкладывать всю её родословную. А потом в памяти всплыло заявление дяди Пети о партнёре-еврее, и откровенничать расхотелось вовсе.

Вот же скользкий тип Гуревич-старший, куда угодно без мыла пролезет! Точно ведь вознамерился выяснить личность дядькиного компаньона и попробовать наладить сотрудничество напрямую, выкинув нас из денежной цепочки. Ну да! Это ещё у Бенни Хилла было: «устраняй посредников»!

В итоге я покачал головой и попытался отшутиться.

— Я ни разу не антисемит, особенно когда дело касается девушек, но её фамилия Марченко. Ты много знаешь евреев по фамилии Марченко?

И ведь даже не соврал! Как говаривал мультипликационный Филеас Фогг: «Честность — вот лучшая политика!»

— Хохлушка! — разочарованно протянул Гуревич-младший.

— Ага, — подтвердил я, поскольку и это тоже было чистейшей правдой.

И тут в разговор влез Рома.

— Только у неё двойная фамилия! — заявил он и, прежде чем мне удалось заткнуть его, добавил: — Марченко-Динамо. Динамит она Серого почём зря!

Я так и замер с наставленным на приятеля пальцем, поскольку ожидал услышать от него совсем другую двойную фамилию: Марченко-Михельсон.

— Тогда уж Динамо-Марченко! — с готовностью подхватил шутку Андрей.

Посмеялись, конечно, но Лёня шутку не оценил, распрощался с нами и укатил вместе с Толстым. Тогда начали собираться и мы. Пора было делить деньги.

В хозблоке, когда Андрей расстегнул сумку и высыпал на стол пачки денег, впечатлились все, даже я. Четыреста тысяч мелкими купюрами смотрелись на редкость внушительно.

— Э-эх! — печально протянул Воробей. — Эти бабки нам бы да пару лет назад…

— Так тоже неплохо, — отмахнулся Андрей. — Твоих тут семьдесят две тысячи, ещё семьдесят девять — общак.