Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Но черт бы меня подрал, если я знал, как закрепить его физиономию в памяти. Абсолютно не за что зацепиться. Темный блондин, или обладатель светло-русых волос, что, в принципе, одно и то же. Обычный рот, обычный нос, обычные глаза. Все обычное. Телосложение хорошее, если судить по третьему снимку, где он в самбовке плясал на ковре в обнимку со своим противником. Но ведь телосложением нынче никого не удивишь. В общем, выйди на улицу – и за десять минут насчитаешь десять парней, подходящих под схожее описание.

Я нахмурился. Такая внешность доставила бы удовольствие вчерашнему полковнику, но никак не мне. Это его агентство заинтересовано в вербовке ребят с неприметной наружностью; я предпочитал яркие, запоминающиеся физиономии. С ними как-то легче работалось.

В десятый раз пробежав глазами лицо, до тошноты обыденное, я снова не сумел найти зацепку. Хотя бы родинку. В детстве любил рисовать и даже учился этому, так что от родинки было бы довольно просто станцевать остальной портрет. Но ее не было, этой родинки. Не было ямочки на подбородке. Не было шрамов на щеках, на лбу, на бровях. Тем более не были ни усов, ни бороды. Невыразительный тип. Совершенно невыразительный. Я посмотрел на уши. И улыбнулся. Даже если он готовился в невыразительные с самого раннего детства, то уж никак не с пеленок. А его родители о грядущих мечтаниях чада не подозревали. И податливое детское ушко искривилось, пока он спал на нем, для мягкости подвернув под щеку.

Вот и зацепка. Искривленными ушами, конечно, тоже трудно удивить, но это уже что-то. От этого моя память может оттолкнуться. Остальное сплетется само собой.

– Леонид Цеховой, – сказал Ружин, увидев, чье изображение я отложил в сторону. – Служил в спецназе ГРУ. Три командировки в Чечню, три правительственные награды, ни одного ранения. Отцы-командиры характеризовали его, как хладнокровного и расчетливого бойца, которому вполне по силам примерить погоны лейтенанта, а дальше – и больше. Но он предпочел уволиться из армии, вернулся на родину и здесь стал сектантом. За неполные два года прошел путь от рядового члена секты до первого спеца-силовика, заместителя майора Засульского. Под его началом находится взвод из двадцати человек, называющихся «Карающей дланью». В их обязанности входит проведение карательных операций, точечных силовых акций, наблюдение за порядком, дисциплиной, субординацией во время крупных мероприятий, проводимых сектой. Хотя, насколько мне известно, таковых она еще не проводила. Значит, следует читать «проводимых внутри секты». Едем дальше?

Я кивнул.

Следующий снимок, хоть и цветной, опять демонстрировал умение сектантов обращаться с автотранспортными средствами.

– Черт! – мои нервы не выдержали. – Опять автолюбитель. Да это не секта, а клуб фанатов Формулы-1 какой-то. Почему и этот за баранку держится? Лучше бы за что другое держался!

– За что другое Засульский держался, – очень резонно возразил Ружин. – Просто их никак не получалось снять в более выгодной позиции. Они, сам понимаешь, не в студию пришли, за ними бегать приходилось. Причем, о некоторых сведения поступили совсем недавно, и фотографу пришлось брать задницу в горсть и носиться по городу в поисках объекта. Хорошо, что хоть такие снимки сумел сделать. Они же на месте не сидят, да и настороже постоянно. И потом, чем снимок человека за рулем отличается от снимка человека без руля? Только наличием руля. В остальном все то же самое. Так что расслабься.

– У меня от такого обилия машин может стереотип сложиться.

– Ничего, – сказал Ружин. – Переживешь.

– Легко сказать!

Профиль. Женоподобный мужичок. Восточного типа. Жиденькие усики, сбегающие от внешних уголков губ к самому низу подбородка. С этим порядок. Этого я не забуду. Пухленький, полуусатый. Азиат. Не их тех неприметных, что десятками по одному паспорту фейс-контроль в аэропортах проходят, но вполне себе броских, приметных азиатов. Я взглянул на две другие фотографии, демонстрирующие его в фас. На одной из них он сидел в бассейне в окружении двух голых девиц, которые терлись о его тело. Тот радостно лыбился. Я бы тоже так лыбился, трись об меня четыре упругие молодые титьки. На второй азиат был запечатлен рядом с Засульским и еще каким-то типом. Сидели на скамеечке на фоне живописной рощицы. Деревенский пейзаж. Очевидно, снимок того периода, когда «Вестники» отсиживались в тайге. Я отложил фотографии.

– С недавних пор мой внезапный однофамилец, Игорь Иванов, – сказал Ружин, изрядно удивив меня. – Якут. Не ломай голову – у многих якутов обычные русские имена и обычные русские фамилии. У этого тоже. Апологет учения секты. Написал два религиозных трактата и издал их ограниченными тиражами. Для сектантов они вполне заменили библию. Нечто вроде Геббельса.

Хорошее сравнение, нечего сказать. И еще неизвестно, кто должен обижаться – Геббельс или Иванов. Безусловно, якут был выдающимся человеком, если заслужил сравнение с самим министром пропаганды.

То, что находилось в пятой серии снимков, меня поразило. Точнее – первая карточка. Обыкновенная паспортная фотография. Хотя, собственно, чему удивляться? Нет ничего проще. Пришла человеку пора менять фотографию в паспорте, а их, кроме фотостудий, нигде не делают. Так что, хочешь, не хочешь, приходится идти туда. И не вина, а беда сфотографировавшегося, что следом зашел агент и предложил фотографу сделать на энное количество больше снимков, чем планировал заказчик.

С другой стороны, что лучше паспортной фотографии может передать, каков облик клиента с фасада? Да ничто. Достаточно крупное, достаточно четкое. Хотя яркий свет софитов может и спрятать, стереть некоторые хорошие, запоминающиеся приметы. Но только – если может. В данном случае не смог. И глупо было ожидать, что сможет, ибо на меня смотрела лохматая, почти как у болонки, физиономия – не разберешь, где зад, где перед. Все лицо поросло волосами. На лоб они свешивались до самых век, а сразу под глазами начиналась косматая борода. Только белки глаз да нос выделялись на этом лице. Но борода была столь могуча, что, стоя сбоку, нос разглядеть было невозможно. Так сообщала профильная фотография.

Это волосатое чудо, по сообщению Ружина, носило имя Гаврилы Сотникова, обращенного старовера, охотника-промысловика, личного друга главы секты, иногда выполнявшего роль ликвидатора. Для человека, с двухсот шагов бившего белку в глаз, задача несложная.

Именно в его деревенском домишке располагалась штаб-квартира «Вестников Судного дня» во времена глубокого подполья секты. За это время Гаврила Селиваныч так прикипел к ней душой, что не захотел расставаться, даже когда она перебралась в город. Впервые в жизни лесовик оказался в каменных джунглях. Не завидую. Впрочем – его дело.