Александр Бушков - Пиранья. Книги 1-23

– Пардон? – спросил Мазур.

– Я сказала – раздевайся.

Мазур медлил. Она, с гримаской раздражения на хорошеньком личике, гибко выпрямилась, коротко взмахнула рукой. Свистнул увесистый хлыст, плетенный из кожаных ремешков, левое плечо Мазура чувствительно обожгло.

– По-моему, ты не понимаешь своего положения, – протянула черноволосая красотка, поигрывая хлыстом. – Я здесь полная хозяйка на двадцать миль вокруг. Достаточно… – она плавно, многозначительно положила свободную ладонь на колокольчик с высокой ручкой, стоявший на столике рядом с креслом, – чтобы ворвались слуги. Они хорошие слуги, выполнят любой приказ. Когда я говорю – любой, это значит – любой. Начиная с того, чтобы исполосовать тебя кнутом в лохмотья и кончая выброшенным в море трупом, который крабы и рыбы быстренько превратят в нечто, не поддающееся опознанию… Хочешь убедиться, что все это предельно серьезно?

Мазур помотал головой. Отчего-то верилось, что все ее угрозы – отнюдь не пустые слова. В ее больших темных глазищах не было и тени безумия, но от всего облика, движений, повадки, слов так и веяло той самой спокойной уверенностью капризной барыни, осознающей себя полной хозяйкой окрестностей. «А ведь хреновые дела, – подумал Мазур в некотором смятении. – Народ тут самый что ни на есть патриархальный, а значит, глубоко преданный, здешняя полиция, хоть и натасканная англичанами, может отступить в совершеннейшем бессилии. Богатые провинциальные помещики, как подсказывает история, были в своих владениях полновластными сатрапами – что в старой России, что в цивилизованной Англии, что в молодой островной республике. Если необозримые плантации именно этой чертовке и принадлежат – а судя по всему, так оно и есть, – она не последний человек в здешнем бомонде. Власти имеют особенность закрывать глаза на милые шалости бомонда…»

– Ну? – поинтересовалась она, подняв бровь. – Тебе необходимо что-то доказывать наглядно?

– Не стоит, пожалуй, – сказал Мазур, тщательно гася злость. – Вы отчего-то производите впечатление дамы, которой следует верить…

– Госпожа Эжени, – подсказала молодая креолка.

– Вам, госпожа Эжени, отчего-то хочется верить на слово… – сказал Мазур. – Между прочим, меня зовут…

– А вот это меня совершенно не интересует, – улыбнулась она, покачивая хлыстом. – Имени у тебя временно не будет, оно тебе совершенно ни к чему.

– Но как это все понимать? – спросил Мазур с некоторой растерянностью.

– А что, нужны какие-то разъяснения? – Кажется, она искренне удивилась. – В самом деле? – Вернулась в кресло, уселась и продолжала размеренным тоном учительницы, помахивая хлыстом, как указкой: – Несколько сотен лет, мой неожиданный гость, белые пользовались нашими предками, как им только вздумается. Мои прадеды гнули спину на плантациях, а прабабушки, имевшие несчастье родиться красивыми, оказывались в постели у белых хозяев. Но теперь, знаешь ли, обстоятельства переменились, – она лениво улыбнулась, потянувшись. – Теперь все наоборот.

– А вам не кажется, что у вас были и белые предки? – полюбопытствовал Мазур.

– Это не меняет дела, – отрезала она с милой улыбкой. – Главное, обстоятельства переменились. Так вот, либо я останусь тобой довольна, либо ты с перерезанной глоткой окажешься на дне болота – есть тут одно неподалеку, довольно глубокое. Других вариантов развития событий попросту не предусмотрено, пока я здесь полная хозяйка, – и вытянула ноги. – Сними с меня сапоги, мальчик. И постарайся быть не таким робким…

Опустившись на одно колено, Мазур выполнил приказание, не сразу подавив желание вырвать у нее хлыст и устроить легонькое детское наказание. За дверью торчал хорошо вооруженный верзила, а поблизости, несомненно, находилось в готовности еще несколько – на случай непредвиденного развития событий. Вряд ли он тут первый бедолага…

– Дальше, – пропела она с капризной улыбочкой.

Под ее белым костюмом ничего не оказалось. Мазур помимо воли ощутил, что мужская природа берет свое, недвусмысленно реагируя на открывшееся взору. Она это тоже заметила, фыркнула и, упершись черенком хлыста ему в грудь, потеснила к обширной постели, обнаженная, прекрасная, пахнущая незнакомыми ароматами, нетерпеливая… врезать бы по ее жемчужным зубкам от всей души!

– Как я люблю робких… – протянула очаровательная помещица, опрокидывая его на постель. – Что бы с тобой сотворить для начала, милый?

Пуговицы с его брюк так и брызнули в стороны под настойчивыми пальцами, чертова помещица навалилась сверху, засыпав волной пушистых волос. Происходившее чем-то напоминало кошмарный сон, потому что впервые в жизни Мазура так беззастенчиво использовала женщина, форменным образом насиловала, но, вот странно, как-то не тянуло представлять себя униженной жертвой, не тот случай. «Ладно, – подумал он сердито, смыкая пальцы на тонкой талии. – Вы хочете песен? Их есть у меня…»

– Итак, госпожа моя? – спросил он негромко.

Лежавшая с ним рядом Эжени пошевелилась, погасила длинную коричневую сигарету в пепельнице из диковинной раковины и, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо:

– По-моему, в твоем голосе присутствует доля то ли панибратства, то ли легкомыслия… Я тебя убедительно прошу, постарайся и далее оставаться в прежней роли. Никаких изменений на этот счет не произошло… Ну хорошо, ты был неплох. Но это не влияет на характер отношений, – в ее голосе явственно присутствовал металл. – Если ты возомнил, что теперь я разнежусь и вообще растаю, зря надеешься…

– Намек понял, – сказал Мазур нейтральным тоном.

– Интересно, ты откуда? – спросила она лениво. – Шарль мне говорил, из Советского Союза, но я что-то не верю – вам ведь не разрешают бродить в одиночку, как бы оказался здесь, посреди джунглей, советский…

– Просто пошутил солидности ради, – сказал Мазур.

Образованная девочка, в отличие от своих холуев…

– Тогда – кто?

– Поляк, – подумав, сказал Мазур.

Это была не импровизация, а опять-таки одна из рекомендаций отечественных инструкторов. В скользких ситуациях лучше всего отрекаться от своего советского происхождения, прикидываясь поляком или чехом, – этих славянских братьев немеряно разбросано по белу свету, к ним привыкли, в общем. И мало кто из западных людей знает чешский или польский, так что на голубом глазу можно болтать по-русски, уверяя, будто это польский и есть… Лишь бы не нарваться на «соотечественника»…

– Эмигрант?

– Матрос, – сказал Мазур. – Работал у русских, потом произошла небольшая неприятность…

– Полиция тебя, часом, не ищет?

– Нет, – сказал Мазур. – Чист я перед властями. И документы в порядке. Наймусь в Виктории на какой-нибудь другой корабль…