Сергей Лебедев - Дебютант

В первые годы после побега Калитин вообще не читал газет. Новости его не интересовали. Лаборатория, его детище, осталась там, на родине, предавшей его. Исследования заморожены, персонал отправлен в неоплачиваемый отпуск.

Он твердо надеялся, что ему поверят здесь, выделят ресурсы, дадут сотрудников. Он восстановит свой арсенал, продолжит прерванные исследования. Спецслужбы, убеждал себя Калитин, везде одинаковы. И уж бывшие противники из-за железного занавеса, собиравшие когда-то сведения о его лаборатории буквально по крупицам, видевшие в деле ее творения, – они-то точно должны были понять, какой товар у него в руках, отличный, перспективный, бесценный…

Шли допросы, проверки. Долго, муторно решалась его судьба, а он все ждал и надеялся. Его выскоблили дочиста, выведали все – кроме Дебютанта, его последней тайны; препарата, на который еще не существовало полноценной документации. Не рассказал Калитин и о том, что у них в лаборатории называлось испытаниями на манекенах.

В итоге ему предоставили возможность остаться. Укрыли от ищеек. Но дали лишь ничтожную, хотя и очень хорошо оплачиваемую, должность внештатного консультанта по расследованиям, связанным с химическим оружием.

Словно носом ткнули: ты натворил, тебе и убирать.

Калитин пытался еще раз намекнуть, что мог бы возобновить работы.

Его обещали отдать под суд.

И только тут он понял, что его просто грамотно утилизировали, как химически опасное вещество, как зараженный объект. Поместили в изолированный бокс, в могильник, чтобы не нашел и не воспользовался кто-то злокозненный. В конце концов, много дешевле платить ему зарплату, держать под контролем, чем бороться по всему миру с теми чудовищами, которых он мог произвести.

Он все-таки получил желанное признание со стороны бывших врагов: ему хорошо знали цену и именно поэтому заперли на ключ. Будто понимали – среди допрашивавших наверняка были умелые психологи, – что он, сугубый затворник, был лишь раз в жизни способен на побег и уже истратил, обналичил этот невозвратный шанс.

И он обмяк, смирился с мучительным и невозможным.

В девяносто первом году ему оставались буквально месяцы, чтобы окончательно синтезировать, подготовить для испытаний свое лучшее творение. Самый стойкий, самый незаметный препарат. Дебютант. Создать не экспериментальную, а годную для производства, сбалансированную композицию.

Много лет этот идеал ускользал. Но Калитин обходил все препоны, разгадывал научные загадки, добивался увеличения финансирования. Ему казалось, что рождение желанного, высшего вещества не остановить, оно неизбежно, как восход.

Правда, административный организм уже сбоил, распадался, как будто страну отравили. Задержки снабжения. Задержки зарплаты. Неуверенность начальства. Перестал приезжать незаметный, замаскированный под хлебную машину “воронок”, привозящий из тюрьмы манекенов. А ему бы еще трех, двух, да хотя бы одного…

Ничего своего у Калитина не было. Всё ему доставляли, извлекали из недр, собирали на заводах, если нужно – покупали за границей за валюту, не получалось купить – воровали, копировали, изготавливали на опытном производстве единственный, стоящий баснословных денег несерийный агрегат.

И вдруг этот рог изобилия, охватывавший любые мыслимые регистры, классификации, от шурупа и проволоки до редких изотопов, прекратил действовать. Иссяк.

А главное, Калитин больше не чувствовал управляющей, требовательной воли государства в тех людях, кто всегда были ее уверенными проводниками.

Даже когда партия объявила перестройку и гласность, они посмеивались, твердо говорили, что их отрасли перемены не коснутся. А теперь начальники колебались, заводили неслыханные раньше разговоры о конверсии, о разоружении.

Калитин хорошо помнил день, когда ему сказали, что работы приостанавливаются: дескать, нужно заново решить вопросы административного подчинения лаборатории.

Впервые в жизни он почувствовал, что существует нечто выше его, выше законов химии и физики, которые он хорошо научился понимать и ставить себе на службу. Калитин умел преодолеть все: интриги научных конкурентов, свары промышленных и военных боссов, загадки материи; набрал внутреннюю мощь, ломающую все человеческие преграды. И тогда распался Союз, неведомой силой было сокрушено незыблемое прежде здание государства, чтобы под его обломками погиб и серийный Дебютант.

Никогда всерьез не задумывавшийся о Боге, безбоязненно работавший в лаборатории, устроенной в оскверненных палатах бывшего монастыря, Калитин в тот единственный день ощутил то, что, как он подумал, и является Богом верующих. Темную, косную силу материи, противостоящую научному познанию. Опасающуюся таких, как Калитин, титанов, открывших новую эру в науке, научившихся заглядывать глубже других ученых в суть вещей – благодаря сращению, сложению технических возможностей массовой индустрии и безграничной власти планового государства, способного сконцентрировать неслыханные в истории ресурсы на достижении научной цели, дать избранному ученому не только средства, но и прямую, жестокую власть добиваться этой цели.

Калитин испытывал тогда растерянное, тупое ощущение полного краха. Он не мог отомстить той разрушительной силе, превозмочь ее. Но как же хотелось отомстить хотя бы ее подручным, этим безмозглым инструментам, опасливым начальникам, трусоватым генералам с большими звездами на погонах, сподобившимся только на карикатурный, с дрожью в коленках, путч! Самому слепому народу, возжелавшему какой-то свободной жизни, глупым людям, бросившим свои разумные места и труды!

Когда вскоре Калитин бежал, он взял в проводники и это затаенное желание мести. Но спустя годы выяснилось, что он совершил ошибку – поторопился.

Когда его знания, его услуги отвергли и давешние противники, Калитину оставалось только мечтать о восстановлении СССР. Ему не было жизни вне лаборатории, а лаборатория, как думалось ему, была возможна только внутри Союза. Он желал этого возрождения со страстью большей, чем миллион убежденных коммунистов, собравшихся в девяносто третьем году на митинг, где толпа, опьяневшая от красного цвета сотен флагов, насмерть задавила милиционера. Он молился – безблагодатными, обреченными молитвами атеиста – своему Дебютанту, божеству тайного оружия, призывая его на помощь, если он хочет когда-нибудь явиться на свет во всей своей мощи.

И вдруг однажды, пролистывая от скуки в экспрессе оставленную попутчиком газету, Калитин наткнулся на большую статью о войне на Кавказе. Начал читать из того же мстительного любопытства: что там за беды у них, у безумцев, предателей, отступников?