Александр Тамоников - Враги народа

– Язык искусства и язык реальности не всегда совпадают, – ответила она на мою критику сего произведения.

Еще через неделю она затащила меня в кинотеатр «Уран» на премьеру фильма «Минин и Пожарский». Билеты ей выдали на работе. Мы чуть не опоздали. Служебной машины под боком не было. Пришлось ловить такси. Но их, как всегда, не дозовешься. В итоге поймали извозчика на пролетке.

В пережившей технологическую и транспортную революцию Москве оставалось немало гужевого транспорта, и до сих пор работало около сотни извозчиков. Ныне они выглядели как экзотика. Во всяком случае, когда мы ступали с пролетки на асфальт около кинотеатра, поймали на себе немало ироничных взоров. Да уж, мир меняется очень быстро.

На фоне только что прошедшего раздела Польши фильм «Минин и Пожарский» смотрелся бодро и позитивно. И грела мысль, что теперь припомнили мы все же польским панам их многочисленные унижения нашей страны. Посчитались и за Смутное время, и за оккупацию Украины в двадцатом году, и за зверское уничтожение десятков тысяч пленных красноармейцев.

Антонина права. Прикосновение к искусству сильно добавляет душевного умиротворения, которое обязательно разлетится на осколки уже в понедельник. Потому что на работе опять ждут мои контрреволюционеры. А еще поиск неуловимого Бая.

На роль Бая у меня изначально имелось семь реальных кандидатов из областной верхушки по месту старой работы. Изначально больше всего подозрений вызывал первый секретарь обкома Анатолий Тепличный. Молодой был, да из ранних, грубоватый, заносчивый, бездумно исполнительный. Не существовало такой преграды, которую он не пробил бы своим чугунным лбом, чтобы угодить Москве. С шашкой на коне всегда готов рубить врагов народа, призывал с трибун расстрелять гадов, изничтожить, растереть в порошок. Вполне годный кандидат на роль вредителя. Но после всех событий в области его услали в Среднюю Азию, поднимать уровень партийно-политической работы, и вряд ли когда он вновь выкарабкается наверх. Видимо, пришло время, когда упертые и верные дураки перестали пользоваться спросом, а стали нужны способные поднимать неподъемные задачи. Так что он отпадает.

Еще пара человек осталась в старом качестве в области. Тоже отпадают. Бай со слов Поляка и по моим прикидкам находится в Москве на высокой должности.

Одного кандидата на эту роль полгода назад за перегибы отправили валить лес. Человек этот был непростой, подозревался в связях с зарубежным троцкистским центром. Его разработка продолжалась в ГУЛАГе, но никаких результатов не приносила. Тоже явно не Бай.

Три человека из области были переведены в столицу – в аппарат ЦК и различные наркоматы. Это уже ближе. Среди оных бывший председатель областного совета Панарин, первый секретарь горкома Куличков и второй секретарь обкома Белобородько. В области они держали на своих плечах властную пирамиду. Прославлены не только своими должностями, но и обширными связями в верхах, а также достойными революционными биографиями. Успешно пережили вал партийных чисток и избежали тесного знакомства с Тройками. И сегодня на коне.

Панарин и Куличков были карьерно-ориентированные и, по большому счету, беспринципные личности, обладавшие тонким политическим нюхом и потрясающей способностью двигаться исключительно в русле партийной политики. Оба отличные кандидаты на роль Бая. По большому счету, запустить бы их в полноценную разработку, обложить наружкой и агентурой. Что-то да высветится. Но Плужников объявил, что на такую разработку мне никто разрешения без очень веских доводов не даст. Доводы-то были. И очень веские. Но только для меня, как человека, пережившего все это и видевшего ситуацию изнутри. Для посторонних они не стоили выеденного яйца.

И оставался еще Порфирий Белобородько. Из всего списка самый уважаемый мной человек. Много мы вместе пережили. Он был руководителем строительства «Пролетарского дизеля» и проявил самоотверженность, великолепные организаторское способности. Потом, будучи вторым секретарем обкома, умело руководил областной промышленностью. Заодно отвечал за кураторство органов внутренних дел и прокуратуры. Через него проходили материалы Троек, и при этом он часто проявлял благоразумие. Он соглашался со мной, когда я пытался притормозить маховик репрессий, давящих не тех, кого надо, из-за вредительской деятельности начальника УНКВД Гаевского и главного следователя Граца. Отношения у нас с ним были ровные – не дружеские, но взаимно уважительные. Так и тянулась рука вычеркнуть его из этого списка. Кто он ныне? Заместитель наркома земледелия. Это с ним я столкнулся на открытии Сельскохозяйственной выставки. И он приглашал меня зайти к себе и испить кофею.

Вообще, идея здравая. Заскочить на чашечку кофе ко всем подозреваемым. Вспомнить былые денечки. Посетовать, что в Москве мы фактически одни, и хорошо бы держаться друг друга в штормах столичного бюрократического моря. Конечно, вряд ли я выужу таким образом значимую информацию. Но хоть в глаза им посмотрю. Может, что-то и екнет внутри. И интуиция, которая меня редко подводила, подаст сигнал – вот он, враг! И тогда уже можно будет не распыляться, а работать целенаправленно. Шанс мизерный, но хоть что-то.

Сказано – сделано. Объявляется неделя дружеских визитов…

Бывший председатель облсовета Панарин уютно устроился в кресле начальника Главка в союзном Наркомате торговли. Я с трудом дозвонился до него. Он не сильно обрадовался моему звонку и принимать меня в гости не спешил. То у него совещание, то заседание. Потом в лоб спросил – а когда это меня выпустили из тюрьмы?

– Ложные обвинения и перегибы, – произнес я в телефонную трубку, иронически улыбнувшись. – Но разобрались. Даже место нашли в секретариате НКВД.

Тут Панарин соизволил подобреть. И все же назначил встречу – пригласил к себе в наркомат.

Встретились. Панарин был весь такой надутый, чопорный. Нарочито дистанцировался от старых коллег. Типичный недалекий чинуша, вознесшийся волей судьбы на вершину и теперь боящийся, что кто-то из старого окружения попросит протянуть ему руку помощи.

Разговор не клеился. Вяло повспоминали старых знакомых. Посетовали на тогдашние события, потрясшие область. А потом мне объявили, что сейчас заседание у наркома, поэтому, если что, то заходи, но лучше не надо – это на морде написано было.

Вот и думай – это маска чванливого идиота? Или он на самом деле такой есть?

Куличков, ответственный работник ЦК, когда я ему позвонил, самым оптимистичным тоном попросил оставить телефон, мол, обязательно перезвонит товарищу дней суровых.

Думал, он прикидывается. Но нет, и правда перезвонил через день. Похоже, наводил, старый лис, справки обо мне: почему я на свободе и не в бегах ли? А если не в бегах, то стоит ли со мной встречаться? Узнал, что я и правда работаю в аппарате НКВД. Всем, интересующимся моей скромной персоной, отвечали, что я ударно тружусь в секретариате наркомата и занят исключительно бумагами, а работа это уважаемая, хоть и нудная. Отделение мое считалось секретным даже внутри ведомства.