Александр Тамоников - Ледяное взморье

— Да сбросил сдуру вместе с ремнем и фуражкой. В кабине пожалел, все же на высоте — не Ташкент, мягко говоря.

— Давайте в «ЗиС».

Платов окликнул старшего группы офицеров НКВД:

— Капитан, забирайте из кабины изменника и — в фургон его. Вам всем ехать с ним.

— Есть, товарищ старший майор.

— Ну а мы, — Платов взглянул на Шелестова, — поедем на моей «эмке».

— В НКВД?

— А ты предпочел бы Кремль?

— Ни в коем случае.

— В наркомат. Товарищ Берия уже ждет.

— Изменника?

— И изменника, и группу. Потом отправлю вас на базу.

— Как насчет того, чтобы встретиться с Лидией?

— Соскучился?

— Не то слово.

— Это вопрос к Берии, я поддержу.

— Спасибо.

— Давай в машину.

Кортеж направился в Москву, на площадь Дзержинского, в наркомат внутренних дел. Немецкий бомбардировщик отогнали в укрытие, выставили охрану, накрыли маскировкой.

Грунова в форме полковника вермахта конвой передал бойцам группы. Они завели его в здание. Там в кабинете Берии были уже Платов и Шелестов.

Нарком стоял у окна.

— Прибыл старший майор Платов.

— Пропустить.

Начальник IV Управления и командир боевой группы майор Шелестов ввели бледного как мел Грунова.

Берия обернулся. Платов вскинул руку для доклада, но нарком остановил его:

— Отставить, Петр Анатольевич. — Бросил взгляд на Шелестова: — Приветствую, майор.

— Здравия желаю, товарищ генеральный комиссар.

Берия подошел вплотную к Грунову:

— Ну, что, подонок, прогулялся к немцам? Смотрю, и форму тебе выдали, и звание полковника присвоили, наслышан о твоем назначении. Сколько солдат и офицеров успел положить на линии фронта?

Грунов, заикаясь, проговорил:

— Я… товарищ Берия…

Генеральный комиссар ударил предателя по щеке:

— Какой я тебе, товарищ, мразь?

— Извините, гражданин Берия. Я… я не виноват, меня вынудили… обманули… я… до последнего не знал, что вышедшие из леса у Стереньки красноармейцы на самом деле фашисты. Они… предъявили документы…

Берия рявкнул так, что задребезжали стаканы с графином:

— Прекрати, мразь! Ты еще будешь мне врать? Ты все прекрасно знал, и этому есть неопровержимые доказательства.

— Нет, гражданин Берия…

Но генеральный комиссар уже давил на кнопку вызова помощника.

Появился старший лейтенант госбезопасности:

— Слушаю, товарищ генеральный комиссар.

— Вызови конвой, этого… — он указал на Грунова, — в подвал, следователям работать в самом жестком режиме. Подготовить документы к передаче в трибунал.

— Есть, товарищ генеральный комиссар.

Вскоре четверо сержантов практически вынесли обессилевшего Грунова из кабинета наркома.

Берия залпом выпил стакан воды.

— Вывел из себя, подонок.

Платов спросил:

— Его будут судить?

— А ты удивлен?

— Да такого нужно сразу к стенке ставить.

— Товарищ Сталин еще до операции говорил об открытом процессе, чтобы другим неповадно было.

— Да, конечно.

Берия подошел к Шелестову:

— Что, майор, трудно пришлось?

— Нет, товарищ генеральный комиссар, практически вся подготовительная часть операции — заслуга «Гудвина», капитана госбезопасности Ремезова, мы только захватили пилота, аэродром и самолет.

— И это ты называешь «только»? Аэродром-то наверное, охранялся?

— Ерунда — отделение солдат. Даже не СС и СД. С ходу уничтожили. Ремезов передал, что вечером выйдет на связь, сообщит обстановку в Риге. А там сейчас весело.

Берия улыбнулся:

— Еще бы. Как старался Гиммлер засекретить объект «Тайфун», какие ходы предпринимал, даже прорыв линии фронта, сколько надежд возлагал на будущих ликвидаторов, и все пошло прахом. Не уверен, что ему после этого придется долго руководить Главным управлением имперской безопасности, впрочем, он личный друг Гитлера, но это, как ты, майор, сказал — ерунда. Придет время, всех их на чистую воду выведем.

— Разрешите вопрос? — спросил Шелестов.

— Спрашивай.

— Вернее, два вопроса.

Берия улыбнулся:

— Тебе сегодня можно сколько угодно.

— Первый и главный: как Сталинград? Держится?

— Держится. И выстоит. Мало того, Гитлер получит там оплеуху похлеще, чем под Москвой. Красная армия не сдаст город. В этом можешь не сомневаться. Больше скажу, разгром фашистской армии на Волге станет началом конца Третьего рейха.

— Понял, спасибо.

— Что за второй вопрос?

Шелестов взглянул на Платова. Старший майор уже все понял.

— Ребятам бы повидаться с женами.

Нарком ответил, не задумываясь:

— Разрешаю. А что, ваш Сосновский опять куковать один будет?

— Пусть кукует, раз не обзавелся семьей. Он хотел подать рапорт, чтобы его отпускали изредка в Москву.

Берия спросил:

— Невесту, что ли, искать?

— Так точно.

Все рассмеялись. Берия сказал:

— Ты рапорт мне пришли, я распоряжусь, пропустят, время согласуем, у меня в канцелярии такие девушки!

Шелестов вздохнул:

— Боюсь, не получится. Я имею в виду с вашими девушками. Он-то, конечно, выберет, но это будет по вашему распоряжению, а любовь, она приказам не подчиняется.

Берия кивнул Платову:

— Отпускай. Сейчас уже можно.

— Есть, Лаврентий Павлович.

— Свободны, товарищи офицеры, благодарю за службу. Я на доклад к товарищу Сталину.

Платов проговорил:

— А как же без отчета?

— Грунов в НКВД, и этого достаточно.

— Понятно. Разрешите идти?

— Я же сказал, свободны, и обеспечь, Петр Анатольевич, своим офицерам, трое суток проживания с женами. Это мой приказ.

— Есть, товарищ генеральный комиссар.

Платов и Шелестов вышли из кабинета, прошли через большую приемную с десятком секретарей, помощников, охраны. Остановились в коридоре.

— Доволен? — спросил Платов.

— Еще бы. Целых трое суток!

— Берия не сказал, но он приказал представить всю группу к государственным наградам, конкретно — к орденам Красного Знамени.

— Ну, это же хорошо. Значит, мы полностью реабилитированы?

— Да вы давно реабилитированы, и ты об этом прекрасно знаешь.

— Но наград нам до этого не давали. А если представили, то значит… а вообще, извините, Петр Анатольевич, у меня мысли о Лиде.

— Увидишь ты свою Лиду. Как приедем, вызову ее с секретного объекта.

Шелестов рассмеялся:

— Из одного секретного объекта в другой секретный объект?

— В Москву поедете, на квартиру НКВД.

— Серьезно?

— Странный вопрос.

— Так это же просто замечательно! Одно попрошу, Петр Анатольевич.

— Машину?

— Да черт с ней с машиной, доберемся и пешком, я хотел попросить, чтобы сообщили, выходил ли на связь Ремезов.

— А куда он денется?

— Положение у него сложное: центр разбит, а он цел и невредим.

— Ты забываешь, что он имел право и не приезжать туда в случае острой необходимости. Я уверен, Андрей придумает причину. Не впервой. Но я позвоню.