Константин Стогний - Позывной «Крест»

Богослужебное всенощное бдение в Цетинском монастыре было прервано, когда сразу после полуночи в столицу привезли убитых и раненых гостей злополучной свадьбы.

Ты опять спешишь на работу. Интересную. Захватывающую. Надоевшую до чертиков. Та же машина, тот же руль. Или новая машина, новый руль. Без разницы. Выпрыгнуть и пойти пешком. Но идти далеко. А может, и не далеко? Так в чем же дело? «Просто не хочу! И на машине не хочу, и пешком не хочу!»

Суета, как капля воды, стучащая в макушку связанного по рукам и ногам, когда-нибудь сведет с ума. Суета…

Удрать отсюда? Из этого города, страны? Не поймут. И сам себя не поймешь. Взять отпуск?

Не обольщайся! Достанут и в отпуске, и в санатории. Выброси свой смартфон! Перестань платить за интернет! Отключи кабельное телевидение. Уволься отовсюду! Наконец, закройся дома и зашторь все окна. Услышишь вой автомобильных сигнализаций на улице, лай собак, детский плач… а соседи, как назло, начнут стучать по батареям. Не тебе стучать. Мимо тебя. Зарвавшемуся несовершеннолетнему подростку, который врубил музыку на полную громкость. Но ты все равно это услышишь! От себя не уйдешь. От такого умного, глупого, взрывного, спокойного, от везучего или неудачника, отца-одиночки или многоженца. Не уйдешь!

«Все не так! — однажды решишь ты. — Все должно быть совсем не так… А как?»

Я спокоен, совершенно спокоен! Настолько спокоен, что сейчас разобью голову этому экстрасенсу. Достал…

«Да ты зажрался!» — скажет случайный или неслучайный знакомый. Почему многие судят о жизни через еду? Позвольте, нельзя же все время только жрать!

«Я тебя люблю!» — скажет та, что рядом. «Или делаю вид, что люблю…» — мысленно добавишь ты.

Не чувствуешь? Не веришь? Не знаешь…

Чем спасти себя от этого равнодушия, суеты, подчас глупой и бессмысленной? Покоем. Раздумьем о вечном, глубоким познанием самого себя. Беседой с тем, кто услышит. А может, молитвой?..

Монастырь Святого Иоанна Русского был основан в Бериславе в первые годы независимости Украины. Этот праведник родился в землях Войска Запорожского, воевал за крепость Азов в армии Петра I. Попал в плен и до самой смерти в турецком городе Ургюпе работал конюхом. Почитали и по сей день почитают его как святого и православные греки, и турки-мусульмане.

У монастыря были свои виноградники, в основном ради того, чтобы иметь свое вино для таинства евхаристии. Ведь такое вино должно быть изготовлено только из чистого виноградного сока, без примесей, ароматизаторов и иных веществ. Именно на таком вине совершил Вечерю Господню сам Спаситель. Как известно, первым чудом, явленным Иисусом миру, стало обращение воды в вино. Не исцеление больного, не воскрешение умершего — это все было потом, — а обращение воды в вино на свадьбе в Кане.

Впрочем, основной доход община получала от разведения лошадей гуцульской породы — небольших выносливых лошадок, так необходимых в наше время в крестьянских хозяйствах. Была у обители и своя ветлечебница имени святого Антония, где монахи за мзду невеликую лечили крестьянам скотину, а горожанам — домашних питомцев. Так и стоял храм над могучим Днепром, во славу Господа и на радость прихожанам.

Перед вечерней службой настоятель монастыря отец Емельян через служку Захара попросил инока Ермолая, приставленного к конюшне, зайти к нему.

Наскоро обмывшись и переодевшись в чистую рясу, Ермолай отправился из своей отдаленной кельи к центру обители, где бывал нечасто, предпочитая келейную молитву.

Громадный, широкоплечий, недюжинной силы, ровный, как башня собора, он сторонился общения, и за глаза его здесь прозвали Ермола Нелюдим. И правда, чтобы быть отшельником среди отшельников, надо обладать поистине особым даром. Нет, он никогда не отказывался от беседы, но и не искал ее. А если говорил, то непременно попадал в точку. И его ирония, хоть и справедливая, очень не нравилась начальствующим священнослужителям.

— В тебе говорит гордыня! — шипели монахи, приближенные к настоятелю.

— Нет в мире греха, который нельзя искупить молитвой и покаянием! Молитесь, братья мои, — смиренно отвечал инок, чем совершенно обезоруживал злопыхателей.

Да, Ермолай всегда приходил на помощь, если был рядом. Но рядом он практически не бывал: обретался или на конюшне, или в келье. Даже в трапезной он появлялся, когда все уже откушали. Словом, Нелюдим и есть Нелюдим.

«С чего это я понадобился отцу Емельяну?» — думал инок, мерно ступая своими огромными ногами в тяжелых яловых сапогах по мощеной дорожке монастыря, машинально и молча кивая братьям-монахам в знак приветствия.

Ермолая одолевали плохие предчувствия. За последние два года настоятель вызывал его к себе в кабинет дважды: один раз — когда инок отхлестал крапивой мальчишек, которые с забора конюшни бросали в лошадей зеленые абрикосы; другой — когда Ермолай, не дождавшись ветеринара, подсел под больную кобылу и понес ее в келью нерадивого монаха-скотоврача. И вот его вызвали к Емельяну в третий раз.

В обители иерея, прямо у входа, настоятеля дожидалась среднего роста девушка. Она, закинув голову, увлеченно рассматривала большое панно со святым Власием, изображенным в окружении домашних животных.

Прямая и в то же время свободная, нескованная осанка девушки наводила на мысль о долгой дружбе с гимнастикой или акробатикой. Простое темно-коричневое платье, как у дореволюционных гимназисток, и большую белую косынку она, разумеется, надела для того, чтобы выглядеть в храме Божьем подобающе.

Большие черные глаза нежданной гостьи с белками яркими, как у детей, вдруг встретились с глазами инока. Гостья едва заметно улыбнулась ему и извечным девичьим жестом поправила свою косынку, устраняя какие-то невидимые мужскому глазу дефекты. Но могучий светлобородый инок лет сорока пяти, в черной рясе и такого же цвета камилавке, не повел и бровью, будто перед ним стояла не девушка, а пустой буфет.

— Здравствуйте! — весело и открыто сказала прихожанка.

— Спаси вас Господи! — откликнулся мужчина, отметив у девушки еле уловимую нотку нездешнего произношения, и тут же представился: — Инок Ермолай.

— Светлана, Светлана Соломина, — поспешила ответить гостья, а про себя подумала: «Странно. Вроде все в нем говорит о послушании, а так посмотришь — будто и не монах вовсе…»

Сделав ладонью у лба козырек от солнца, Ермолай посмотрел вдаль, на фигурку отца Емельяна, показавшегося где-то у келий, и почувствовал на себе пристальный взгляд черноглазой незнакомки, назвавшейся Светланой.

Действительно, могучий торс священнослужителя угадывался даже под пространным, скрадывающим формы монашеским одеянием. Высокий рост и жилистая шея. Ухоженные, но, похоже, очень сильные пальцы рук, будто созданные держать булаву или меч. Может, такими и были наши предки — Ратибор, Пересвет? Или…