Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Он встал с табурета, заглянул в заварочный чайник, удовлетворенно кивнул и принялся разливать чай по чашкам. Невольно залюбовавшись уверенными движениями его сильных, умелых рук, Андрей Мещеряков уже не впервые пожалел о том, что там, где он пропадал последние две недели, не было рядом Забродова.

— Жалко, — не сдержавшись, высказал он вслух свои мысли, — что там не было тебя. Тогда бы эти черти от нас точно не ушли. Я, конечно, имею в виду стрелков, а не президентов, — уточнил он на всякий случай.

Забродов пожал плечами, усаживаясь на свое место.

— Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что это комплимент, — сказал он. — Меня там не было, но там почти наверняка были мои ученики. Или ученики моих учеников. И если они не смогли сделать то, что смог бы я, пенсионер, значит, я был скверным инструктором и грош мне цена. В утешение тебе, а заодно и себе могу сказать только одно: не забывай, на той стороне моих учеников тоже хватает.

Мещеряков вздохнул.

— Да уж, наплодили мы в свое время…

— Головорезов, — подсказал Илларион. — Ничего не поделаешь, такова специфика нашей работы. Американцы до сих пор не знают, как отбиться от террористов, которых сами обучили, у нас та же история наблюдается… Пей чай, Андрюха, и не отчаивайся. Коньячку тебе туда плеснуть?

Мещеряков на минуту задумался.

— Ни перед чем ты не остановишься, — печально произнес он, — стремясь к заветной цели: сделать меня алкоголиком. Ладно, черт с тобой, лей… Хотя должен тебе заметить, что в свете последних событий я стал относиться к выпивке с определенной долей опаски.

— Ага, — сказал Илларион, снимая с полки бутылку коньяка и щедрой рукой доливая доверху генеральскую чашку, — посмотрел-таки сюжетец!

— Посмотрел, — согласился генерал, с благодарным кивком придвигая к себе чашку. — Сам по себе этот репортаж ни о чем не говорит…

— Ну, еще бы! — перебил его Илларион. — Представляю, сколько владелец ресторана отвалил съемочной группе за то, чтобы они не упоминали в эфире название его заведения!

— Думаю, немало, — снова кивнул Мещеряков. — Но ты прав, ситуация сложилась странная: два места, отстоящих друг от друга на полторы сотни верст, и в обоих фигурирует по бутылке вина и по паре человек, которые умерли мгновенно и безболезненно, едва успев отпить из бокала. Конечно, на свете случаются еще и не такие совпадения, но привычка списывать все на совпадение — путь к большим неприятностям.

— Вот-вот, — поддакнул Забродов. — Я где-то прочел такую фразу: дескать, совпадение похоже на резину и, если его слишком сильно натянуть, оно лопается…

— Словом, я кое-что предпринял по поводу этого сюжета, — продолжал генерал. — Узнал название ресторана и поинтересовался ходом расследования. Доблестная столичная милиция, представь, норовит пришить двойное убийство официанту, который обслуживал этих девиц. Они ему, видишь ли, нагрубили, вот он и…

— Погоди, погоди. Что милиция ищет козла отпущения, это и ежу понятно. Что с вином?

— Вино действительно то же самое — бургундское марки «Шамбертен». Более того, на месте происшествия по чистой случайности оказался врач, и не просто врач, а доктор медицинских наук, специализирующийся на ядолечении и даже написавший на эту тему докторскую диссертацию. Обе смерти засвидетельствовал именно он, и он же первым смекнул, что это как-то связано с вином. После чего, не побоявшись оставить на бутылке свои отпечатки, заткнул ее пробкой и отставил в сторонку до приезда милиции. Из-за этих отпечатков, кстати, его тоже пытались взять в оборот, но тут у них ничего не вышло: доктор был в ресторане не один и все время оставался на виду у своих спутников. Зато он настоял на немедленной экспертизе вина, и тут нам опять повезло: у тех, кто его допрашивал, хватило ума послушаться ученого человека. Яд удалось обнаружить, но не удалось идентифицировать. Это, как я понял, что-то новенькое, доселе нигде не встречавшееся. Действует мгновенно, прямо как цианид, но, в отличие от цианида, безболезненно. Вступая в контакт с атмосферным воздухом, окисляется и распадается на простейшие составляющие в течение трех часов. В организме то же самое происходит за два часа, так что патологоанатомам потом только и остается, что выдать заключение с диагнозом «внезапная остановка сердца».

Илларион покивал с задумчивым видом, не став упоминать о своих догадках, которые только что блестяще подтвердило сообщение, сделанное генералом.

— Значит, истина все-таки в вине, — сказал он. — И мне кажется, что версию о маньяке, который слоняется повсюду со склянкой яда в кармане и подсыпает его всякому, кто ему почему-либо не понравился, можно с чистой совестью отбросить.

— Это почему же? — усомнился Мещеряков.

— Отравить вино в ресторане, согласись, постороннему человеку было бы непросто, а в случае с Замятиным так и вовсе не возможно. И потом, почему именно вино строго определенного и не слишком широко распространенного у нас сорта? Бутылка этого вина стоит очень приличных денег, а это, помимо всего прочего, предполагает вполне определенное к нему отношение. Я имею в виду, что его должны беречь как зеницу ока и глаз с него не спускать. Поэтому, повторяю, подобраться к этому вину посторонний человек не мог. Разве что наш гипотетический маньяк работает в ресторане, где отравились эти девушки, а его жена — горничной в «Рябинке».

— Опять совпадение? — с огромным сомнением спросил Мещеряков.

— И опять неправдоподобное.

— Возможно, кому-то надо было тихо убрать Замятина, — предположил генерал. — А второе убийство совершили просто для отвода глаз — что называется, на кого бог пошлет, — чтобы все искали какого-то маньяка. Или, скажем, нарушение технологического процесса, в результате которого в вине сам собой образовался смертельный яд.

— Не думаю, что здесь имела место охота на конкретного человека, будь то Замятин или кто-то еще, — возразил Илларион и вкратце изложил выводы, к которым пришел в результате своих поисков.

Пока он говорил, Мещеряков успел допить свой чай. Стараниями Забродова, который время от времени подливал ему в чашку из стоявшей на столе бутылки, к концу чаепития данная жидкость содержала в себе уже очень мало чая. На кухне у Иллариона было тепло и уютно, и утомленный не столько своими кавказскими приключениями, сколько последовавшей за ними столичной суетой, от которой, как оказалось, успел немного отвыкнуть, генерал слегка захмелел.

За окном в ранних сумерках падал мокрый снег — мелкий, но частый. Он уже затянул ровным белым покрывалом газоны; на побелевших тротуарах темнели неровные цепочки следов, проносящиеся по улице машины с шорохом и плеском разбрызгивали снеговую кашу. Чувствовалось, что этой ночью у коммунальников будет много работы и что к утру город все равно окажется заметенным, как таежный полустанок.