Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Сориентировавшись в обстановке, Муха подошел к одному из зеркал и на минутку задержался, приводя себя в порядок: провел ладонью по короткому ежику мокрых волос, поправил воротник рубашки и стряхнул с пиджака капельки талой воды.

В дверях обеденного зала к нему сунулся похожий на пингвина в своем черном фраке с белой манишкой метрдотель.

— Прикажете столик? — доверительно проворковал он.

— Меня ждут, — шаря взглядом по погруженному в интимный полумрак залу, отрезал Муха, и метрдотель отстал.

В самом дальнем углу зала кто-то поднялся из-за стола, призывно махая рукой. В мягком, приглушенном свете бра тускло блеснула похожая на мочалку из медной проволоки непокорная шевелюра; Муха помахал в ответ, и Ржавый Реваз, поняв, что замечен, успокоился и сел.

Когда Муха подошел, они обменялись крепким рукопожатием. Реваз был одет дорого, с той кричащей роскошью, которую во все времена так любили кавказцы. Темно-рыжая, на полтона темнее волос, борода Ржавого Реваза выглядела как дань моде, хотя Муха уже давно начал подозревать, что это не так: борода весьма удобна в полевых условиях, так как избавляет своего владельца от тягостной необходимости каждое утро (а бывает, что еще и каждый вечер) скрести щеки и подбородок бритвой.

Реваз был настоящий боец, каких Муха не встречал ни до, ни после него. Стрелял он, как сам господь бог, а в рукопашной мог играючи раскидать десяток противников, ничуть при этом не запыхавшись. О своем прошлом Ржавый не распространялся, но из самых общих соображений было ясно, что навыки свои он получил не в подворотне. К слову, Ржавым его называли только за глаза: к шуточкам по поводу своего нетипичного для грузина цвета волос он относился болезненно, темперамент имел истинно кавказский, а клички — опять же как все восточные люди — предпочитал героические, с налетом мрачного трагизма. Он бы, наверное, с удовольствием откликался на прозвище вроде «Черной Смерти» или «Карающего Кинжала»; возможно, у себя дома он и носил подобную кличку, но в Москве он был и оставался Ржавым (за глаза) или просто Ревазом.

В самом начале лихих девяностых Муха работал с ним в одной бригаде, бомбившей рынки и ларьки кооператоров. Потом пути их разошлись, а когда жизнь свела старых знакомых снова, Муха не без удивления обнаружил, что в родных горах Ржавый дослужился чуть ли не до генерала госбезопасности. А может, и просто до генерала, безо всяких там «чуть ли» и «почти».

Сотрудничество с Мухой было для генерала Реваза, конечно же, делом второстепенным, чем-то вроде побочного заработка. Мухина это нисколько не удивляло: генералы — тоже люди и, как все простые смертные, любят вкусно поесть и хорошо выпить. Кавказцы, помимо этого, очень любят деньги; русские их тоже любят, причем сплошь и рядом так, что готовы за них убить, но для кавказца деньги — вопрос престижа. Как говорилось в старом грузинском анекдоте: «Мужчина — тот, у кого есть дэнги. А это — самэц»…

Самцом Ржавый быть не желал, да, в сущности, никогда и не был. Занимаясь своей горской госбезопасностью (горбезопасностью, как называл это Мухин), Реваз никогда не упускал возможности срубить лишний лари, а еще лучше — доллар или евро. Возможностей у него, судя по всему, хватало, и Муха даже не пытался гадать, на чем еще, кроме нелегальных поставок вина, зарабатывает господин генерал.

Еще было не совсем понятно, каким образом генерал грузинской госбезопасности ухитряется в наше время беспрепятственно разгуливать по Москве, не волоча при этом за собой длинный хвост наружного наблюдения, да еще и устраивать здесь свои делишки. Впрочем, насчет своего генеральства Реваз мог и приврать — Муха у него документы не проверял, а прихвастнуть Ржавый любил всегда, на то и кавказец.

— Ну, здравствуй, генацвале, — сказал Мухин, усаживаясь за стол, посреди которого уже красовалась бутылка хорошего — не грузинского — коньяка.

— Гамарджоба, уважаемый, — откликнулся Реваз, обнажая в улыбке крупные желтоватые зубы. — Сто лет тебя не видел, соскучился!

— Да неужто? А я-то думал, ты человек занятой, совсем забыл меня за своими делами…

— Э, что дела! Дел много, слушай, друзей настоящих мало, их беречь надо! Ты мне друг, Виктор, и я тебе друг — что, этого мало, чтобы встретиться, выпить немножко, по душам поговорить? Тем более если у друзей общий бизнес. Партнеры всегда найдут что обсудить, нет?

— А говорят, в бизнесе друзей не бывает, — как бы между прочим заметил Муха.

— Это у вас говорят! — с горячностью воскликнул грузин. — И делают, как говорят, — за деньги друг друга продать готовы, маму с папой не пожалеют, тоже продадут.

— И пропьют, — с иронией вставил Муха.

— И пропьют, да!

— Ну-ну, — слегка осадил разгорячившегося приятеля Муха, — не кипятись так. Орать не надо, люди оборачиваются. Ты еще подними государственный флаг и начни здесь агитировать за единую и неделимую Грузию.

— Э, Грузию не трогай! При чем здесь Грузия? Ты что, обидеть меня хочешь?

— Да боже упаси, — искренне произнес Муха. Бывали моменты, когда ему и впрямь хотелось обидеть Ржавого Реваза, причем обидеть крепко — желательно до смерти, — но это была курочка, несущая золотые яйца. Да и такая обида, учитывая бойцовские качества Реваза, обещала стать делом хлопотным и с непредсказуемым исходом. Кроме того, в данный момент ему было интересно, с чем пожаловал Ржавый. — Зачем мне обижать тебя — моего лучшего друга и самого надежного партнера?

— Правильно сказал, дорогой, — похвалил Реваз. — Пускай глупцы ссорятся, а мы — люди умные, давно друг друга знаем. Много дел вместе сделали, еще больше сделаем! Давай за нашу дружбу выпьем!

— Это другой разговор, — улыбнулся Муха. — Наливай, генацвале!

Реваз налил, они чокнулись и выпили за дружбу. Смакуя коньяк, который и впрямь оказался не хуже того, что обещала этикетка, Муха пытался угадать, зачем Ржавый назначил ему встречу. Неужели деньги еще не дошли, или, того хуже, Климов, сучий потрох, плешивый фраер, нашел какой-то способ отозвать платеж уже после того, как все бумаги были подписаны и переданы в бухгалтерию? Впрочем, в этом случае Реваз говорил бы иначе. Он отлично владел собой и умел мастерски заговаривать людям зубы, но это был не тот случай, когда Ржавый стал бы разводить дипломатию.

— Ты в Москве по делам или просто соскучился? — спросил Мухин.

Реваз с видимым удовольствием понюхал остатки коньяка в рюмке и выпил залпом.

— Соскучился, дорогой, — сказал он, посасывая ломтик лимона. — И по делам тоже. Хочу одного человека убить.

— Не меня, надеюсь?

— Зачем тебя, почему тебя? Что ты мне сделал, чтобы тебя убивать? Или я чего-то не знаю?

Мухин ухмыльнулся.

— Хотел бы я сделать что-то за твоей спиной, чтобы ты об этом не узнал, — искренне признался он.