Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Впрочем, подумав о благодарности, Мещеряков поспешил одернуть себя. Забродов действовал вовсе не по своей инициативе, ему это не сулило никакой выгоды, кроме, быть может, морального удовлетворения. Да и последнее представлялось весьма сомнительным: ну какое, спрашивается, удовлетворение можно получить, лишний раз убедившись в том, какими свиньями порой бывают люди?

— Итак, молодые люди, — продребезжал Аполлон Романович, медленно, осторожно усаживаясь в кресло, из которого Илларион только что бесцеремонно выгнал генерала, — подведем черту. Мною продегустировано содержимое шестнадцати — я не ошибся, их именно шестнадцать? — бутылок вина. Констатирую, что все они содержат красное сухое вино, изготовленное из винограда. При этом должен вам заметить, что виноград винограду рознь. Порой две лозы одного сорта, выращенные на разных склонах одной и той же горы, дают совершенно разное вино. В одном случае это будет божественный нектар, а в другом — кислятина, помои, годные лишь на то, чтобы за бесценок продавать их тем, у кого нет денег на настоящее вино.

— То есть нам, — подсказал Забродов.

— Не совсем так, — возразил старик. — Вино, о котором мы говорим, действительно изготовлено из винограда, выращенного на юге Франции и прошедшего через руки знающих виноделов. До коллекционного ему, разумеется, далеко, но в целом напиток весьма недурственный, поверьте моему слову. Стоимость его представляется мне несколько завышенной, но, в конце концов, ценообразование — не моя стихия и тем паче не моя прерогатива. Странным представляется другое. Французские виноделы издавна дорожат своим добрым именем, своей торговой маркой. Когда мы говорим «Шамбертен», мы автоматически подразумеваем качество, проверенное веками. И при этом в четырех из шестнадцати бутылок содержится продукт, не имеющий ничего общего с тем, название которого значится на этикетке. Это самое обыкновенное каберне, на изготовление которого пошел виноград, выращенный где угодно, но только не во Франции. Я не могу поручиться, но это, вероятнее всего, либо Молдавия, либо Грузия. Причем послевкусие, — старик замолк и некоторое время вдумчиво причмокивал языком, — так вот, послевкусие характерно скорее для грузинских вин. Повторяю, ничего более определенного я вам сказать не могу, тем более официально, но за то, что эти четыре бутылки наполнены вином, произведенным где-то на территории бывшего Советского Союза, готов поручиться своей репутацией. Желаете, чтобы я подписал официальное заключение?

— Не стоит затрудняться, — сказал Забродов.

— Если вас не затруднит, — оживившись, одновременно с ним произнес Мещеряков.

Старик снисходительно улыбнулся и благосклонно кивнул обоим по очереди. Покосившись на генерала, Илларион извлек из старинного бюро чистый лист бумаги и под диктовку Аполлона Романовича настрочил то, что старик именовал официальным заключением, а Мещеряков склонен был рассматривать скорее как некий вариант филькиной грамоты. Это мнение лишь слегка поколебалось, когда дегустатор, поставив под написанным Забродовым текстом витиеватую подпись, извлек из кармана круглую печать в металлической коробочке с чернильной подушечкой и, подышав на нее, аккуратно прижал к бумаге.

— Извольте, заключение готово, — изрек он, любовно разглядывая получившийся четкий оттиск и отчего-то не торопясь отдавать бумагу Иллариону.

Забродов без тени улыбки снова полез в бюро и положил на стол перед дегустатором стопку стодолларовых купюр — не толстую, но и не сказать, чтобы совсем уж тоненькую. Водрузив на нос очки с мощными бифокальными линзами, старик по очереди придирчиво осмотрел купюру за купюрой — глянул на просвет, помял, пощупал подушечками пальцев рельеф — и только после этого, церемонно извинившись и сославшись на лихие времена, убрал деньги в гигантское портмоне из потертой крокодиловой кожи.

«Вот это здорово, — с оттенком зависти подумал Мещеряков. — Ай да старикан! Нет, что за дивная профессия! И хорошего вина на дармовщинку нахлебался, и деньжат срубил. А сейчас ему за это благодарное человечество еще и в ножки поклонится…»

— Огромное вам спасибо, — подтверждая его догадку, произнесло благодарное человечество в лице Иллариона Забродова. — Оказанная вами помощь воистину неоценима.

— Полноте, — благосклонно продребезжал Аполлон Романович, поглаживая заметное вздутие в районе ребер, которое обозначало лежащее во внутреннем кармане пиджака портмоне, — не стоит преувеличивать. В конце концов, это моя работа, мое призвание. Так что в случае нужды обращайтесь. Если я к тому времени еще буду жив…

Забродов рассыпался в любезностях, уверяя, что собеседник просто обязан дожить как минимум до ста пятидесяти лет — тогда, быть может, ему, наконец, найдется достойная смена. Слегка разрумянившийся от вина старикан высказал сомнение в том, что действительно достойная смена такому специалисту, как он, найдется хоть когда-нибудь; Илларион на этом основании предположил, что Аполлону Романовичу придется жить вечно. Под аккомпанемент этой болтовни, в которой Мещеряков тоже принял посильное участие, высокооплачиваемый реликт кое-как выбрался из кресла и, сопровождаемый хозяином, зашаркал в сторону прихожей.

— Так вы говорите, Грузия? — переспросил Илларион, бережно упаковывая старика в пропахшее нафталином пальто.

— Весьма вероятно, весьма, — отвечал Аполлон Романович. — Я бы даже сказал, вероятнее всего. Причем, заметьте, качество вина не самое высокое, в Грузии умеют делать лучше. Молдова тоже не исключается, но я склоняюсь к мысли, что вино все-таки грузинское… Не понимаю, как оно попало во Францию? Это что, какой-то розыгрыш?

Мещеряков помог Забродову спустить продолжающего разглагольствовать старикана вниз. Во дворе они погрузили его на заднее сиденье генеральской машины; Мещеряков приказал водителю доставить дегустатора к месту жительства, и черный «мерседес», волоча за собой шлейф белого пара из выхлопной трубы, осторожно, будто на цыпочках, скрылся в жерле злокозненной арки, что вела со двора на Малую Грузинскую.

Вернувшись в квартиру, приятели отправились прямиком на кухню, поскольку гостиная Забродова все еще напоминала банкетный зал. Мещеряков зашел туда всего на минутку, чтобы прихватить лежавшее на краю стола заключение о происхождении вина. Заключение он спрятал в свой портфель. Забродов, который в это время наполнял чайник водой из-под крана и, казалось бы, не мог видеть, чем занимается за его спиной Мещеряков, вдруг сказал:

— Мне эта бумажка, конечно, ни к чему. Только прошу не забывать, что добыл ее я. И я же за нее заплатил.

— Глаза у тебя на затылке, что ли? — проворчал генерал, подсаживаясь к кухонному столу и застегивая портфель. — Деньги я верну, если ты на этом настаиваешь…