Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Вернувшаяся официантка поставила перед ними чашки с кофе и отошла к стойке — смотреть в компании бармена телевизор. По телевизору передавали какой-то сериал о суровых буднях российской милиции; звук был приглушен, так что за музыкой телевизора, слава богу, не было слышно.

— А почему ты так уверен, что яд попадает в бутылки именно на заводе? — негромко спросил Мещеряков, бесцельно помешивая кофе ложечкой.

— Опять двадцать пять, — вздохнул Илларион. — Ни в чем я на самом деле не уверен. Просто в обоих известных нам случаях было отравлено именно это вино. Ничем, кроме вина, эти отравления между собой не связаны. И если яд попадает в бутылки не на заводе, приходится допустить, что мы имеем дело с законченным психом, в голове у которого сидит очень затейливый бзик. При этом наш псих обладает способностью беспрепятственно проникать в запертые и находящиеся под охраной складские и торговые помещения, добавлять яд в вино, не повреждая упаковку, и тихо удаляться, не оставляя после себя следов. Никаких следов, Андрей. Даже в виде изображения на мониторе следящей видеоаппаратуры. Я не верю в человека-невидимку. А в невидимку с психическими отклонениями я верить еще и не хочу. А ты? Может статься, я чего-то не учел и все гораздо проще. Но пока этот заводишко в Пескове представляется мне наиболее вероятным полем деятельности нашего маньяка. Это просто рабочая версия, которую необходимо тщательно проверить.

Мещеряков промолчал, мелкими глотками прихлебывая кофе. Конечно, Илларион был прав. Он был прав всегда, когда давал себе труд говорить всерьез, а не молоть веселую чепуху, потому что никогда не открывал рта, хорошенько перед этим не подумав. Версия, которую он назвал рабочей, действительно представлялась наиболее правдоподобной, и действовать обычным путем тут было не с руки.

Можно, конечно, просто прихлопнуть этот «Бельведер», закрыть завод и наложить официальный запрет на продажу в Российской Федерации данного сорта вина. Но это не решит проблему: маньяк останется на свободе и постарается найти другой способ переправлять в большой мир людей свои маленькие смертоносные посылки. А кто ищет, тот всегда найдет…

Да, Илларион прав: действовать нужно быстро и без оглядки на стандартные схемы, поскольку каждый день промедления может стоить кому-то жизни. Негласный запрет, наложенный на продажу продукции «Бельведера», долго не продержится, вино вернется на прилавки и в ресторанные меню. Рано или поздно кто-то опять, ничего не подозревая, зажжет свечи и разольет по красивым бокалам верную, мгновенную смерть.

— Ну что ты надулся как мышь на крупу? — нарушил затянувшееся молчание Забродов. — В конце-то концов, кто нам мешает махнуть на это дело рукой? Просто плюнуть и растереть. Замятина не вернешь, поймай хоть целый полк отравителей, а до всех прочих нам и дела нет. Сами не станем покупать это вино и знакомых предупредим: не пей, мол, покойничком станешь… Люди каждый божий день гибнут тысячами — на войне, в больницах, на дорогах, в подворотнях и у себя дома, за ужином с бутылкой портвейна. Так что на демографическую ситуацию в стране наш маньяк никоим образом не повлияет. И пусть его! Чего мы, в самом-то деле, лезем в чужой огород? Бог все видит, а раз так, нам и беспокоиться не о чем. Может, божьим попущением этот стервец как-нибудь сам угомонится. Лизнет, к примеру, ненароком своей отравы да ноги-то и протянет… А?

— Да ну тебя, — вяло отмахнулся Мещеряков. — Шуточки у тебя иногда какие-то… черт, людоедские!

— А я и есть людоед, — хладнокровно заявил Илларион. — Забыл?

Мещеряков невесело фыркнул, припомнив уже успевшую основательно порасти быльем историю, когда Забродову действительно пришлось на некоторое время войти в роль этакого идейного каннибала с религиозно-эстетическим уклоном. Да, историй было много, и каждая из них могла закончиться тем, о чем пару минут назад говорил Илларион: гранитной плитой с изображением вот этой клоунской физиономии и выбитыми под именем и фамилией датами рождения и смерти. Несмотря на это, Илларион Забродов продолжал здравствовать и периодически выводить окружающих из душевного равновесия. Он действительно был очень осторожен — естественно, на свой, фирменный забродовский манер. С точки зрения среднестатистического обывателя, эта его осторожность выглядела сплошным каскадом безумных, неоправданно рискованных выходок, но Мещеряков знал: в основе каждого его шага лежит холодный расчет и профессионализм высшей пробы. Вот только Забродов, как и сам генерал, увы, не молодел, и при том образе жизни, который он продолжал вести, его шансы дожить до глубокой старости и умереть в своей постели были невелики.

В этом не было ничего необычного: являясь кадровыми офицерами, они оба жили в долг, отдать который по первому требованию обязались в тот самый день, когда принимали присягу. Обоих могли убить уже тысячу раз, но почему-то именно теперь, когда впереди замаячила старость, мысль о том, что Илларион Забродов может прямо сейчас допить свой кофе, выйти за дверь и больше никогда не вернуться, ранила особенно больно.

— Я буду предельно осторожен, — будто прочтя его мысли, сказал Илларион. — И вообще, если все пойдет по плану, мне даже не придется туда ехать. Все превосходнейшим образом решится без меня. В конце концов, по части вынюхивания подозрительных химикатов любой спаниель даст мне сто очков вперед. Да что спаниель — любая дворняга!

— Отстань, — отмахнулся Мещеряков. — С чего ты взял, что меня беспокоит твое поведение? Честно говоря, я продумываю план мероприятий. Надо бы, наверное, напрячь наших людей на приграничных территориях. Большие партии вина проходят через таможню не каждый день, и засечь груз, направляющийся в Песков, не составит труда.

— И что это даст?

— Мы будем заранее знать, откуда идет груз — с востока или с запада, — и сумеем подготовить торжественную встречу. А дальше — по твоему плану: быстрый захват и повальный личный досмотр, начиная с директора завода и кончая собакой сторожа. Только для этого, сам понимаешь, люди должны быть наготове в нужное время. Не могу же я целую неделю держать роту спецназа в кустах за заводским забором!

— Соображаешь, хоть и генерал, — похвалил Забродов и, с очень довольным видом откинувшись на спинку стула, под сердитое ворчание уязвленного генерала стал неторопливо допивать кофе.

Собственная служба безопасности в «Бельведере» отсутствовала. Охрана завода в Пескове, состоявшая из трех смен сторожей, насчитывала двенадцать человек и походила на службу безопасности в современном понимании этого словосочетания примерно так же, как рахитичная дворняжка пятнадцати сантиметров в холке похожа на датского дога. Что до московского офиса, то Климова и Муху вполне устраивала охрана, нанятая владельцем здания, в котором они арендовали помещение. В экстренных ситуациях, когда Муха не мог самостоятельно решить возникшие проблемы, он напрягал свои старые связи среди братвы и милиции. Обычно этого хватало, тем паче что упомянутые ситуации возникали все реже по мере того, как железная рука Кремля брала под контроль денежные потоки, а вольная братва мало-помалу меняла кожаные куртки на деловые костюмы, прибиваясь к большому и малому бизнесу.