Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

— Это такое выражение. Античные драматурги, создавая свои пьесы, по неопытности сплошь и рядом загоняли героев в ситуации, откуда просто не было выхода. Представляешь? Герой, по идее, должен победить всех злодеев, а победить не выходит, хоть ты тресни. Вот тогда-то на сцене откуда ни возьмись появлялся какой-нибудь сочувствующий герою божок и в два счета разруливал ситуацию. Ты понимаешь, что это такое — шесть миллионов евро?! Я лично такой суммы сроду в глаза не видел. Да и ты, я думаю, тоже.

— Ну и нормально, — объявил Муха, которому явно не хотелось думать о плохом, а хотелось продолжения банкета. — Бог так бог. Как раз то, что нам сейчас нужно. Не пойму, чего ты паришься?

— Я и сам многого не понимаю. Например, на кой ляд ему понадобилось наше производство? Что он там потерял, что он в этом понимает? Лох… Лох может заработать шесть тысяч евро, но никак не шесть миллионов! И вообще, странно он себя ведет: сначала готов не глядя, чуть ли не сию секунду подписать контракт, а потом вдруг оказывается, что контракт он не подпишет, пока не осмотрит завод. Нутром чую, тут какой-то подвох.

— Ну, если нутром… — протянул Муха, очень недовольный тем, что партнер испортил ему праздничное настроение. — Ты что, хочешь сказать, что это он нам кислород перекрыл?

— Не исключено, — сказал Климов.

— А зачем?

— Да я-то откуда знаю?! Ты у нас за безопасность отвечаешь, вот и займись — проверь, что это за птица, узнай, чем дышит, чего ему надо.

— Да сделаю, не кипятись. Сроку целая неделя…

— Вот именно. И эту неделю, заметь, он дал нам сам, даже глазом не моргнув. Боюсь, он не так прост, как кажется на первый взгляд.

— Ну, понес… А если выяснится, что он в порядке?

— Тогда я первый брошусь ему на шею, — искренне заверил Игорь Климов. — Поверь, нет на свете человека, который хотел бы этого больше, чем я!

— Есть, — буркнул Муха. — Про меня-то забыл, что ли?

— Ну да, конечно, — вздохнул Климов, — и ты тоже.

— Ну, и кой черт понес тебя на эти галеры? — сердито спросил генерал Мещеряков, слегка переврав при этом Мольера.

Сибирский предприниматель Вячеслав Гаврилович Худяков изящным жестом поправил на переносице очки в тонкой золотой оправе и пригладил ладонью седеющую шкиперскую бородку.

— Разведка боем, — сообщил он голосом Иллариона Забродова и сделал микроскопический глоток из стоящей перед ним кофейной чашки.

За окном кафе мокла под моросящим дождем стертая брусчатка старого Арбата, налетающий порывами ветер играл с одеждой прохожих и выворачивал наизнанку зонты, а внутри было тепло, сухо и уютно. Все здесь так и сверкало чистотой, белизна крахмальных скатертей и салфеток резала глаз, в воздухе витал аромат хорошего кофе; музыка, что лилась из укрепленных над стойкой бара динамиков, была мягкой и ненавязчивой, немолодой бармен выглядел солидно и благообразно, а миловидной приветливой официантке так и подмывало немедленно назначить свидание.

— Какая там еще разведка, — пренебрежительно отмахнулся Мещеряков, издалека рассеянно любуясь обтянутыми узкой юбкой бедрами официантки.

— С целью изучить противника, — пояснил Илларион. — И в самую первую очередь уяснить, противник ли это.

— Ну и как, уяснил?

— Пока не до конца. Ясно, что мы имеем дело с парочкой проходимцев. Один еще как-то пытается походить на законопослушного бизнесмена, зато второй — типичный бык. Я и не думал, что в Москве еще такие остались — по крайней мере, за пределами следственных изоляторов.

— А грузина среди них ты не заметил? — с иронией спросил Мещеряков.

— Это было бы слишком просто, — вздохнул Илларион. — Нет, грузина среди них нет ни одного. Оба — типичные коренные русаки, хотя во внешности быка без труда усматривается наследие монголотатарского ига. Но на руку они нечисты, и грузинское вино продается под маркой французского не без их ведома. Могу также предположить, что они как раз сейчас ожидают партию левого сырья. Когда я выразил желание осмотреть производство, они откровенно замялись, а потом принялись мямлить про какой-то ремонт и переоснащение, которое закончится не раньше чем через неделю. И потом, ты знаешь, какую партию вина они мне предложили? Сорок тысяч бутылок! Это уже говорит само за себя. Это же «Шамбертен», а не «Агдам». Я, честно говоря, не уверен, что такое количество вообще существует в природе.

Мещеряков вынул мобильный телефон, переключил его в режим калькулятора и произвел несложный расчет.

— Если бутылки обычные, по ноль семьдесят пять, получается ровно тридцать тонн, — сообщил он.

— Сумма сделки — шесть миллионов евро, — с удовольствием добавил Забродов. — Надеюсь, твои специалисты состряпали для меня приличную финансовую биографию?

— Аферист чертов, — проворчал генерал.

— Я?! — возмутился Забродов. — Это я — аферист? Да по сравнению с этой парочкой я — агнец божий! Смотри сам. Я навел справки. Сейчас в торговой сети Москвы зависло что-то около четырех тысяч бутылок этого вина. Допустим, тысяч десять — пятнадцать пылится на складах. А они предлагают сорок тысяч и не хотят пускать меня на завод раньше чем через неделю. Думаю, в течение этой недели за их заводиком стоит присмотреть, потому что как раз в это время там будут происходить весьма любопытные вещи.

— Какие, например?

— Например, превращение грузинского вина в бургундское. В этом деле ребятки хорошо поднаторели. Кстати, вот тебе еще одна занятная деталь: когда я намекнул, что в будущем, возможно, понадобится увеличение поставок, эти два жульмана заявили, что справятся, хотя для этого, возможно, придется расширить производство. И ни словечка о французском партнере! Так что не сомневайся, мои новые знакомые — еще те иллюзионисты. Вряд ли нам удастся наблюдать за этим волнующим процессом во всех деталях, да это и неважно. Главное, что скоро там закипит работа, в ходе которой, как мне кажется, наш душегуб попытается зарядить бутылочку-другую своим зельем.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, если бы яд добавляли в цистерну, отравленной всякий раз оказывалась бы целая партия вина и фирму закрыли бы после первой же волны смертельных случаев. Нет, Андрей, яд добавляют в бутылку непосредственно перед закупориванием, и происходит это не так уж часто, иначе кто-нибудь давно заметил бы странную связь между употреблением известного нам напитка и внезапной остановкой сердца. Поднялся бы шум, и убийце пришлось бы прекратить свою деятельность.

— Не понимаю, — сердито сказал Мещеряков, — зачем он вообще это делает. Какой ему от этого прок?

— Думаю, никакого, кроме удовольствия, — ответил Забродов. — Это, конечно, только мое предположение, но, если бы кто-то хотел, скажем, завалить этот «Бельведер», отравление было бы именно массовым. Да и яд тогда использовали бы более простой. Подошла бы любая крысиная отрава — ее попадание в вино, по крайней мере, легко объяснить обыкновенной антисанитарией на производстве. А наш клиент действует тонко и умело заметает следы. Милиция всякий раз ищет мотив убийства по принципу «кому это выгодно», а мотива-то и нет!