Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

У Орехова, похоже, никого не осталось (включая самого Орехова), бой на острове уже прекратился. По пустырю метались отдельные фигурки — кто-то в ватниках, другие — в маскхалатах.

Выдвижение группы Покровского стало неожиданностью, противник не сразу принял меры. Закреплять успех нужно было незамедлительно. Бойцы выдавливали углубления в обрыве, пробивали амбразуры в мерзлом дерне. Двое бойцов залегли на левом фланге за камнями — оттуда просматривался юго-западный мыс, чернели фигурки мертвых китайских солдат. Их было много, не меньше полутора десятков.

Сзади простуженно закашляли, подбежали Шагдаров с Модяну. Первый был выносливый парень, злая улыбка цвела на широкой, как блин, физиономии. Он вскарабкался на обрыв, используя как костыль приклад пулемета.

— Слышь, сержант, три магазина осталось, — доложил он, — не так уж много.

— Ты ложись, не стесняйся, — откатился Лапшин, освобождая место для пулеметного гнезда.

Шагдаров тут же принялся устраиваться, громоздил тяжелую конструкцию. Споткнулся Модяну, выбираясь на обрыв. Вещмешок с душераздирающим бренчанием покатился по откосу.

— Ну, ты, Маша с Уралмаша! — закричал Лапшин, бросаясь поднимать товарища. Оба ругались, теряли равновесие, падали.

— Хватит! — прикрикнул Покровский. — Сейчас пойдут! Радуйтесь, если артподготовку проводить не будут!

Минометы помалкивали. Видать, действительно выкинули весь запас. Но это временное явление. Накроют — мало не покажется.

Сержант Покровский всматривался в пространство до боли в глазах. Противник не стрелял. Заросли растительности на северной и западной стороне острова — в них-то прятался и накапливался враг. В северо-восточной стороне — дощатые постройки, там возились несколько человек. По центру голое место — хотя и не совсем голое, там хватало канав в мерзлой земле.

Выделялись светлые пятна — полушубки погибших советских пограничников. Все были мертвы, тела сильно разбросало. Лузин, Филипчук, лейтенант Орехов, изорванный в клочья сержант Сычев, солдаты первого взвода… Бойцы отворачивались, скрипели зубами. Мертвых китайцев тоже хватало — но все же не столько, сколько хотелось бы…

Атака была внезапной. Сначала ударили ручные гранатометы. Гранаты взрывались с недолетом. Одна перелетела через головы пограничников, четко вписалась в уже имеющуюся на реке «воронку». А еще говорят, что снаряд дважды в одну точку не попадает…

Потом заговорил крупнокалиберный пулемет, рвал остатки кустарника на обрыве, «шлифовал» неровности пространства. Пограничники не высовывались.

Потом обстрел прекратился, и через пустырь повалила толпа! Их было сотни полторы — усиленная, полностью укомплектованная пехотная рота! Толпа ощетинилась штыками самозарядных советских карабинов, неслась, как камень с горы! А из кустов вываливались другие, присоединялись к атакующим. Психологический эффект был налицо. Пограничники застыли, с ужасом взирая на узкоглазые лица, на раскрытые рты, орущие что-то непотребное. Но никто не дрогнул, не побежал к реке. Лежали, сжавшись, ждали команды.

— Это что, конец света? — жалобно пробормотал рядовой Лупенко.

— Черта с два! — воскликнул Покровский. — Просто год, богатый на саранчу! Что, пацаны, боимся, когда страшно? — он захохотал страшным, ненастоящим смехом. — Огонь! Вали эту мерзоту!

И снова загуляли свинцовые вихри. Пограничники припадали к прицелам, стреляли короткими очередями, понимая, что с таким количеством патронов долго не продержатся. Зато Шагдаров в эту нелегкую минуту оттянулся за всех! Уперся носками в склон, припал к прицелу, поливал свинцом, охватывая широкий сектор, чтобы всем досталось.

Китайцы не добежали до позиции метров пятьдесят, когда их накрыл огненный вал. Они валились гроздьями, надрывно кричали, выжившие стреляли на бегу, но тут же спотыкались, падали. Первые ряды выкосило почти полностью.

Шагдаров помогал себе зычным горловым криком, ну, точно — шаман за работой! Пот катился со лба, глаза блестели. Кто-то еще бежал, он косил их, сбивал, словно групповые мишени на стрельбище, но китайцы не кончались, снова лезли, орали — луженые глотки.

— Да откуда их столько? — стонал Модяну, держа наготове коробчатый магазин.

— Подумаешь, миллиард какой-то! — злобно смеялся Шагдаров, откинулся, переводя дыхание. — Рома, вставляй коробку, не спать! — и через несколько секунд снова давил на гашетку, валил тех, кто пробился на недопустимо близкое расстояние.

Китайцы не выдержали, припустили обратно, в кусты, а в спины им летел смертоносный вихрь.

Голое пространство покрылось мертвыми телами. Стонали раненые. Со стороны построек ударил станковый гранатомет. Несколько гранат взорвались в угрожающей близости. Кто-то вскрикнул, сполз с береговой насыпи. Шагдаров развернул ствол, принялся поливать окрестности строений, снова радостно засмеялся. Стреляли слева — бойцы на фланге отгоняли китайцев, пытающихся пройти берегом. Места для маневра там практически не было — разве что выбежать на реку. Попытка атаки захлебнулась — уцелевшие солдаты НОАК торопливо скрылись в кустах.

— А ты смелый парень, Алтын-Шагай… — выдохнул Покровский, откидываясь на холодную глину.

— Боюсь быть трусом, сержант, — оскалился Шагдаров.

— Слушайте, они ведь одеты почти как мы, вооружены так же, что за дела? — приподнял голову белый как мел Черемшин. — У меня уже в башке все перепуталось, красные звезды в глазах скачут…

— А ты бей по узкоглазым, не ошибешься, — подсказал Лапшин.

— Я тебе дам, по узкоглазым… — встрепенулся бурят Шагдаров, и все лежащие поблизости грохнули от смеха.

Покровский приподнял голову. Над полем боя зависло облако порохового дыма. Ветра в этот день почти не было, едкая гарь щипала нос, лезла в горло. Работали рвотные рефлексы.

Мертвые тела валялись почти на всем видимом пространстве. Их было до жути много. Несколько раненых пытались уползти к своим, подтягивались на руках. Выжившие китайцы пока переваривали, не спешили затевать новую мясорубку.

— Сержант, Сырцова подстрелили… — донесся слабый голос на правом фланге.

Покровский съехал вниз, пошел, пригнувшись, вдоль обрыва. На светловолосого рядового Сырцова было страшно смотреть. Он лежал на склоне, подогнув колени, тяжело дышал, блуждали глаза. Пуля пробила правый бок — видно, сильно высунулся, увлекшись стрельбой. Товарищи пытались стащить с него полушубок. Лупенко разрывал пакет — каждый боец знал, как оказывать первую (а порой и последнюю) помощь.

— Сырцов, ты как? — выдохнул Покровский, подползая к раненому. Глаза у того перестали блуждать, он пытался усмехнуться.

— Да все ништяк, Юра… выживу… Главное, печень не задета…