Сергей Зверев - Стальной призрак

– Блохин, передать по цепочке, чтобы все отползали назад, за крайние дома и развалины. Тихо, не поднимая головы.

Громким шепотом стали передавать приказ, зашуршали камни, послышалось позвякивание оружия. Отползали молча, кажется, бойцам передалась тревога командира. Опытные солдаты поняли, чего опасался командир – артналета или неожиданной атаки фашистов. И тогда уж за камешком не спрятаться. Это не позиция – почти чистое поле. И окопаться не успеть. Сил мало. Контратака захлебнулась, значит, надо отойти.

Соколов крутил головой, посматривая на бойцов. Он увидел только двух милиционеров. А их было, как сказали в штабе, человек двадцать. Почти все местное отделение милиции во главе с майором. Два взвода саперов. Но человек тридцать или сорок все же есть. Молодцы, их дело мосты наводить, укрепления строить, мины ставить, а они вон как воюют. И стреляют хорошо. Жалко карабины у всех, а не автоматы. Хотя, на расстоянии до пятисот метров, пока немцы не подошли, карабины и винтовки лучше. Точность одиночного выстрела выше, чем очереди из автомата. И расход патронов меньше.

А вот ополченцев лейтенант потерял почти всех. Эх, заводчане, заводчане! Храбрый вы народ, да только подготовки не хватает. Но что поделать, когда такая ситуация, что каждый на счету, кто может держать в руках оружие.

Злость копилась в душе, заполняла собой все нутро. Алексей понимал, что злость – плохой советчик командиру в бою, но это чувство помогало не думать о своей смерти, оно помогало подниматься и крушить врага. «Я бы пришел в ужас в свои школьные годы, – подумал Алексей, – если бы мне сказали, что придет время, когда я буду хотеть убивать!» Но это война.

– Пошли, – прошептал Соколов Блохину и первым стал отползать назад.

Они преодолели не больше двух десятков метров, когда в воздухе зашипели снаряды. Лейтенант бросился в глубокую воронку, чувствуя, как туда же падает Блохин. Первые взрывы были далекими, но потом снаряды стали рваться все ближе и ближе. Земля летела на голову, на спину, камень больно ударил по ноге, но Соколов только сильнее сжимался в комок и мысленно молил небо о спасении.

Земля дрожала и подбрасывала людей, кажется, она даже стонала. «Держись», – шептал Соколов, закрывая голову руками. Он даже не понимал, кому шепчет – себе или страдающей в этот момент земле. А может, просто пытается отвлечься от мыслей о смерти. Еще удар! Еще! Он не чувствовал ног, так их завалило.

Стараясь выбраться наружу, Алексей усердно шевелил всеми конечностями, плечами и головой. А когда с облегчением понял, что выбрался, вздохнул полной грудью и перевернулся на спину. В глазах плыло, в голове гудело, но небо перед ним было чистым и ясным. И светлым. «Рассвело, – подумал Алексей. – А почему так тихо? Я оглох или больше не рвутся снаряды? Неужели немцы пошли в атаку?»

Соколов приподнялся и высунулся из воронки. Из низины с рычанием выбирались танки, поднимались и перебегали фигуры немецких солдат. Начали бить пулеметы – по камням, по развалинам задний на окраине города.

– Атака, Блохин, атака! – Алексей толкнул сержанта, но тот остался неподвижным. – Блохин! – закричал лейтенант и стал трясти автоматчика за плечи.

Но сержант спокойно и равнодушно смотрел в небо открытыми глазами. Изо рта мимо опаленных усов сбегала струйка крови. Первые ее капли уже смешались с пылью, а следом наплывали другие – красные, яркие.

Алексей опустил Блохина на землю, потом провел пальцами по его лицу, закрывая мертвые глаза. На ладони осталась кровь. Лейтенант смотрел на нее, не пытаясь вытереть, потом взял автомат Блохина и передернул затвор:

– Ну, идите! Я тут. Я еще живой!

За спиной было метров пятьдесят свободного пространства, дальше начинались развалины крайних домов, где укрылись бойцы. Сейчас Соколов был один на переднем рубеже. Отойти не удастся, добежать не успеть. Срежут первой же пулеметной очередью. И не уползти. «Значит, будем воевать здесь, – спокойно подумал Алексей, сжимая приклад «ППШ» и нащупывая пальцем спусковой крючок.

Немецкие танки открыли огонь по развалинам, видимо, пытаясь деморализовать оставшихся в живых русских, если они еще оставались после шквала артиллерийского огня. Камни молчали, и Соколов в какой-то миг испугался, что он вообще единственный, кто выжил в этом аду. Значит, ему остается подняться в полный рост, встать на пути врага и выпустить единственную и последнюю очередь из автомата. Последнюю – потому что больше не успеть.

Но тут за спиной со знакомым звонким гулом ударила пушка «тридцатьчетверки». Этот звук он никогда не спутает с выстрелом другого орудия. Звук, ставший родным, как голос друга.

Выползавший из оврага головной немецкий танк замер на месте. Два других начали водить стволами, искать цель. Из развалин дружно ударили винтовки, длинными очередями заработал «дегтярев». Немецкая пехота заметалась, солдаты начали пригибаться и стрелять в сторону русских, кто-то падал на землю, но офицеры тут же поднимали их и гнали вперед, в атаку.

Снова немецкие танки открыли огонь из пушек. Набирая скорость, они пошли на сближение. Расчет был ясен – войти в мертвую зону, где развалины мешали советским танкистам наводить орудия, выйти из зоны обстрела, заставить «тридцатьчетверки» попятиться, покинуть укрытия.

Снова выстрел, и еще один танк замер на месте. Открылись люки, немцы стали покидать подбитую машину, но двое сразу упали под пулями красноармейцев.

Соколов был счастлив. Умело, очень умело действуют его подчиненные. Он не может сейчас руководить боем, но танкисты и без него все делают правильно. Два из трех танков подбиты. Только бы Логунов и Началов не двинулись с места. Надо стоять и бить из укрытия. Неизвестно, что там немцы подготовили еще.

Вражеская пехота залегла, но изредка делала попытки подняться и идти вперед. Алексей несколько раз вскидывал автомат, но немцы словно чуяли – падали на землю и пятились назад. Не нравится, сволочи, не получается!

И тут случилось страшное. Справа со стороны реки вдруг вырвались еще два танка. Черно-белые зловещие кресты. На большой скорости они пошли к развалинам прямо на позиции саперов и во фланг советским танкам. Выстрел, другой. Алексей вжался в землю, видя, как танки идут прямо на него. Эх, гранату бы сейчас. Хоть одну!

Но тут навстречу танкам поднялся какой-то боец. В его руке – противотанковая граната. Рано, рано поднялся! Соколов даже скрипнул зубами от досады. Боец взмахнул рукой, но тут же упал как подкошенный.

Танки все ближе, они пройдут в нескольких метрах от лейтенанта!

За спиной снова выстрелила «тридцатьчетверка». Удар болванки пришелся прямо в передний каток гусеницы фашистского танка. Соколов пригнулся – осколки гусеницы и бронебойного снаряды взвизгнули над его головой. Танк дернулся, как будто ударился в стену, и закрутился на одном месте. Второй снаряд ударил в корпус левее места механика-водителя.