Сергей Зверев - Стальной призрак

– В моей группе после боев за мост в Семилуках осталось два танка и один сержант-автоматчик из приданного нам штабом корпуса десанта.

– Знаю, не кипятись, лейтенант! – хмуро оборвал Соколова подполковник. – Слышал про эти бои, ты там проявил себя умелым и находчивым командиром. Ты пойми, что побеждают не числом, а уменьем. Вот поэтому я тебя и посылаю. Сколько у тебя танков – два или двадцать, – немцы тоже не знают. Пока они не перебросили на левый берег подкрепление, их надо швырнуть назад. Любой удар важен, любое давление на этом участке. У тебя есть преимущество неожиданного удара!

– Без пехоты я ничего не смогу сделать! – продолжал настаивать Соколов, понимая, чего ему может стоить его упрямство. Но вести на неминуемую и глупую гибель свои танки ему не хотелось. – Вы же знаете, товарищ подполковник, что сила танкового подразделения тогда максимальна, когда оно используется вместе с другими частями и родами войск. Танк усиливает возможности атакующей пехоты, пехота защищает танки и прикрывается их огневой мощью и броней.

– Да знаю я все! – нахмурился подполковник и ударил кулаком по столу. – Только взять мне тебе пехоту сейчас неоткуда.

– А может, моих, а, Николай Петрович? – вдруг спросил мужчина в гражданском пиджаке. – Хлопцы у меня боевые – «коминтерновцы» и рабочие с «Электросигнала».

Подполковник помолчал, что-то прикидывая в уме, а Соколов с удивлением посмотрел на странного мужчину. С виду рабочий, да только вот ремень поверх пиджака, да кобура с «наганом» на поясе…

Тот поймал на себе удивленный взгляд танкиста и протянул руку:

– А ты не гляди так, лейтенант. Сейчас не только армия воюет, сейчас весь народ на фронте. Кто с оружием, кто в цехах и на полях. Война она – для всех. Так что принимай помощь от рабочих воронежских заводов и народной интеллигенции. Мы воронежское ополчение. И воевать у нас многие умеют. Кто в гражданскую, кто с белофиннами успел повоевать. А молодежь, так та хорошую школу прошла в областном Осоавиахиме [5] Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (сокращенно Осоавиахим) – советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая с 1927 по 1948 год, предшественник ДОСААФа. . Астафьев моя фамилия, заместитель командира батальона народного ополчения.

– Ладно, так и быть, Василий Захарович! – наконец сказал подполковник. – Дашь Соколову своих людей в качестве танкового десанта. Все равно на танк много не посадишь.

– У меня еще полуторка есть, – добавил Соколов. – И мотоцикл.

– Запасливый ты, танкист. Или добыл во время боя?

– Так точно, добыл… и сберег. Группе был придан взвод автоматчиков на двух грузовиках и двух трофейных мотоциклах. А приданных мне ополченцев я предлагаю подчинить сержанту Блохину. Он единственный, кто остался в строю из группы пехоты. Толковый и умелый командир.

– Так и решим, Астафьев. Выделяй лейтенанту людей. Сколько увезешь на себе, Соколов?

– По пять человек на танк, пятнадцать в грузовик. Итого двадцать пять.

– Давай, Астафьев, распорядись. А ты, Соколов, подгоняй танки вот сюда, к хлебной базе. – Подполковник показал на карте, где располагалась база. – Я прикажу, тебя там заправят под завязку, и боекомплект загрузишь. Грузовик отправь со своим сержантом к Астафьеву. Он скажет, куда. Василий Захарович, ты только собери в батальоне все автоматы, какие есть, и передай тем, кто десантом пойдет. С Соколовым пойдут только автоматчики. Там стрелки не понадобятся, там плотность огня нужна будет. Вопросы есть, товарищи командиры?

– Есть, товарищ подполковник, – решился, Соколов. – Разрешите просьбу?

– Говори.

– Нужно переправить в безопасное место детей.

– Что? Каких детей?

– Мальчик и девочка дошкольного возраста. Мы их вывезли от моста. Без родителей, на подножном корме выживали. Пока мы ремонтировались, они с нами жили. Нам местная жительница помогала, Алевтина. У нее самой маленький ребенок, она заодно и за нашими следила. Одинокая, дочь на фронт ушла осенью, ребенка ей оставила.

– Куда же я их? Нет у меня детских садов, лейтенант! Ты думаешь, о чем просишь!

– Пусть с полуторкой пришлет ко мне, – вдруг вмешался Астафьев. – От цехов «Электросигнала» ничего не осталось, оборудование эвакуировали. Часть рабочих мы сегодня ночью вывозим в Куйбышев. Заберем и Алевтину с детьми. Я договорюсь. Будет в Куйбышеве на заводе работать, там и детишек пристроит в садик при заводе.

– Василий Захарович! – Соколов даже поперхнулся, не найдя слов, обрадовавшись. – Вы даже не понимаете…

– Понимаю, лейтенант, все я понимаю. У меня на заводе несколько сот таких душ несмышленых, и всех переправили за Волгу. И с этими разберемся. Ты тут, главное, свое дело делай, а мы свое сделаем. Мы ж временно вам помогаем, а как погоните фашиста, мы снова на завод, цеха восстанавливать. Ты не смотри, что город у нас маленький. Тут начинали гвардейские минометы собирать, солдаты установку «катюшей» прозвали. Слыхал? Тут тяжелые бомбардировщики начинали делать, тоже на Воронежском авиационном. Так что нам промышленность в городе восстанавливать и восстанавливать!

«Заводов нет, цехов нет, людей нет, а он о восстановлении так уверенно говорит, – думал Соколов, направляясь к своим танкистам. – Не думаю, что Астафьев так плохо представляет положение дел. Нет, все он представляет, все он знает. Просто уверен, что мы все равно победим. Вот ведь люди. Заводы в пыль, города дотла, а они верят! И мы верить должны, нам в бой без веры вообще идти нельзя. Побеждает тот, кто с верой воюет. Так-то лейтенант Соколов».

Танки неслись по темной улице, не включая фар. Лязгали гусеницы, хрустел под траками битый камень и асфальтовое крошево. На небе вспыхивало зарево, над домами в черный зенит то и дело уносились росчерки трассирующих очередей.

Соколов сидел в люке головного танка, вглядываясь в темноту, и машинально отмечал пройденные ориентиры на местности. Рынок, теперь налево по широкой улице до перекрестка, где по бокам огромные развалины домов. На одном только половина крыши, ее хорошо видно в темноте. После развалин направо.

А как Блохин с детьми прощался! Алексей даже улыбнулся, вглядываясь в темноту улиц. И ведь не говорит сержант, может, у него самого дети остались. Суровый такой боец, а нежности, как у женщины. Вот уж не подумал бы. А Алевтину оба экипажа провожали как сестру. Максимке ее колотого сахара в ручонки насовали. Некогда было теплые слова говорить, все так быстро произошло.

А потом полуторка ушла к заводу за бойцами ополчения и увезла Алевтину с внуком и двух храбрых ребятишек Прошу и Фросю! «А ведь, если разобраться, они нам там, у моста, здорово помогли, – вспомнил Соколов. – И про горючее рассказали, и про убитых саперов».