Эдуард Голубев - Смотрящий

— Мысли, это много, а так только одна. Но для волков она мне кажется невероятной. Я бы засунул в щель крепкую палку или арматуру и использовал, как рычаг, чтобы опрокинуть шкаф. Но у меня есть руки, а лапы у них явно не предназначены для захвата. Другого способа не вижу, как это сделать сверху.

— Ну что же, поживём, увидим. А пока есть время, наложи мне новую повязку, да потуже.

Он снова прилёг, а я встал у входа в коридор, стараясь уловить любое мельчайшее движение. Очень не хотелось пропустить начало абордажа. Тишина и предчувствие скорой схватки начали напрягать не только меня, но и Лесника, как бы он не старался придать своему лицу отрешенный от каких-либо проблем вид. Он заговорил первый, наполнив блеклый свет бункера шепотом хриплого голоса.

— Разведка, когда всё закончится, если, конечно, мы застанем это радостное событие живыми, нет желания заняться делами? Тебе же нечего терять. Что тебе делать в этом городе?

— Не думал об этом, но скорее нет, чем да. Криминал это не моё, он весь построен на наживе, а у меня обостренное чувство справедливости.

— Как может быть чувство того, чего нет? Это самообман. Согласен?

— Здесь не буду спорить, но благодаря нему, я всегда честен перед самим собой. А с этим мне легче жить.

— Знаешь, твои поступки настоящего мужчины, а размышляешь до сих пор, как юнец, не повидавший в этой жизни предательства и зла. Или ты всё умеешь прощать, что на тебя не похоже, или ты наивен, как бубен, или эта дрянь ещё не появилась в твоей жизни, а без неё никуда.

— Не то, и не другое, и не третье, Лесник. Есть ещё такие понятия, как воспитание и достоинство, но у каждого они разные вместе с отпечатками пальцев.

— Расскажу тебе одну историю. Случилось это давно, но сути не меняет. Жил один парень и любил одну девчонку, из такой же, как у него, обычной рабочей семьи. Она тоже отвечала взаимностью. Как и у тебя, для него этот мир стоял на трёх китах — справедливость, честь и чистота во всём, что ты делаешь. Всё, что он вытворял с друзьями в школе и во дворе, никогда не несло зло. Шухарили безобидно от скуки, чтоб хоть чем-то время прибить. В таком возрасте домой не загонишь. Но на их пути стал её отец со своим одноклассником, директором мясокомбината, в то время, очень уважаемый и богатый человек, сын которого положил глаз на эту девочку. Её отец очень жаждал этого союза, всеми силами пытаясь помешать их встречам и прогулкам по аллеям города, постоянно ища повод. Он признавал в семье только своё мнение и очень бесился, если кто-то возражал, поэтому никто не хотел идти против его слов. Такой себе был неполноценный тиран. А этот мажор всё чаще стал приходить в гости вместе с отцом, типа друг семьи. Мать оставалась молчаливым свидетелем происходящего, хотя прекрасно всё понимала. Она привыкла так жить уже давно, зная, что муж всё равно никого слушать не будет, это лишь только лишние нервотрёпки. И вот когда ей было семнадцать лет, на день рождение отца пришёл его друг с сыном, поэтому погулять вместе в этот пятничный вечер у возлюбленных не получилось. И они договорились, что завтра с утра он зайдет за ней, они пойдут на озеро, пока солнце не начало припекать.

В девять утра парень стоял около двери в её квартиру и нажал на звонок. Дверь открыл отец, явно не отошедший от вчерашнего застолья и довольно нагло сказал: «А, это ты. Заходи, можешь не разуваться». Он провёл его в комнату дочери и приоткрыл дверь. Она спала обнаженная в объятиях этого мажора. «Босяк, забудь её. Она нашла себе нормального жениха, а ты ищи другую. Под стать себе».

Через неделю они отыграли свадьбу с огромным размахом и она на следующий день переехала жить на другой край города.

— Я так понимаю, этот парень, это ты.

— Да. Девочку, которую я любил, стала для меня грязной. И вот тогда мой мир начал рушиться. Киты, на которых он стоял, расплылись к чёртовой матери в разные стороны. Но это не конец истории, слушай, что было дальше. Спустя недели две после свадьбы я случайно встретил её мать, которая очень добро поздоровалась со мной и предложила поговорить. Мы присели на одной из лавочек в ближайшем дворе и она рассказала, что произошло в тот вечер. Отец незаметно подливал ей водку в шампанское, когда по его просьбе дочь уходила на кухню подрезать хлеба или ещё что-нибудь и принести к столу. Через некоторое время её начало вырубать, и он сказал матери отвести в комнату уложить спать. Как оказалось, друг сделал ещё один подарок, заказав столик в центральном ресторане города за свой счёт на восемь часов вечера и, они начала собираться, чтобы продолжить гуляние и потанцевать под живую музыку. А сынок изъявил желание остаться под благородным предлогом, что надо присмотреть за ней, вдруг с непривычки станет плохо. Мать хотела остаться сама, но перечить мужу было бессмысленно, тем более, в его день рождение.

Когда они вернулись, она сразу хотела пойти в комнату к дочери, но отец схватил её за руку и с ухмылкой сказал, что рано мы пришли, не стоит мешать молодым. И вот только тогда поняла, что всё было продумано заранее. Она просидела всю ночь на кухне и слышала, когда утром зашёл я. Первые три дня дочь рыдала в своей комнате, а его друг уже решал все предсвадебные хлопоты. А эта тварь, которая отец, был абсолютно спокоен, постоянно приговаривая, что время пройдет, и она еще скажет спасибо. После этого разговора осталось двоякое ощущение. С одной стороны стало легче, она снова была чистой для меня, с другой, я чувствовал, как ненависть к её отцу закипает со всей силой, заставляя дрожать тело.

Через месяц начинался осенний призыв, и я должен был уходить в армию. Мой мир менялся с каждым днём и место трёх китов заняли три касатки: не верь, не бойся, не проси. Теперь точно знал одно, что спасибо от неё он не услышит никогда. В один из вечеров я дождался его, возвращающегося, как всегда слегка пьяного, после второй смены и, выйдя на встречу в темном подъезде, без всяких слов, ударил его ножом в бок, чуть пониже рёбер. Он всё понял, даже сквозь хрип сказал что-то нечленораздельное. Я стоял и в падающем с верхнего этажа тусклом свете, смотрел на него, скорчившегося на бетонном полу. Минуты через три всё было кончено.

За мной пришли под утро и уже через две недели, услышал приговор — 103-я статья, от трёх до десяти, мне дали максимальный срок, его друг постарался. Отличный шанс избавиться от меня надолго. Вот так был выбран мой жизненный путь, о чём, кстати, не жалею, даже вернув время назад, сделал бы это снова. Поэтому, разведка, такое понятие, как достоинство мне не чуждо и оно ничем не меньше и не хуже твоего. Вот как-то так получается.

Я молчал, даже не представляя, чтобы сделал бы на его месте. На убийство, наверно, не пошел, но с другой стороны оставить всё, как есть, стало бы унижением самого себя и пришлось бы с этим жить, постоянно ощущая себя неудачником и ничтожеством. У людей, которые умеют жалеть себя, это получилось бы легко, но те, у кого с детства слёзы на лице появлялись только от невыносимой физической боли после жесткого перелома или другой травмы, не способны на это. Мужчина по- настоящему твёрд только тогда, когда его жесткость направлена в первую очередь к себе, а уже только потом к окружающим. То, что ты хочешь от других, вначале взимай с себя.