Александр Тамоников - Секретный бункер

Ракитин стоял у развалившегося здания, всаживал в темноту одну за другой очереди, выл от бессилия. Вот тебе и СМЕРШ, хваленая контрразведка!

В развалинах никого не было, все ушли. И где их теперь искать?

Он прекратил стрельбу, опустился на колени. В ушах надрывался какой-то хоровой молебен. Угрюмый взгляд остановился на неподвижном теле. Плащ-палатка Корзуна промокла от крови. Старший лейтенант не шевелился. Побитая группа сходилась в одной точке. Шашкевич хрипел, плевался кровью. У Олега слезились глаза, он держался за отбитый бок. Все нашли свое оружие, но что это мешало сделать раньше?

Старшего лейтенанта перевернули. Он уже не дышал. В распахнутых глазах серебрился пока еще живой блеск. В первую минуту не могли поверить, трясли его, били по щекам, голова безвольно болталась. С трудом верилось в случившееся. Поднялись, постояли над телом, отдавая последнюю дань. Говорить не хотелось, разбирать полеты, выискивать крайних и виноватых – все потом. Сам хорош, даже не продумал детали предстоящего нападения…

Шашкевич стащил с себя плащ-палатку, завернули в нее убитого, оставили на месте, где оперативника нашла смерть. Предстояло его запомнить, чтобы потом вернуться и забрать.

– Ладно. – Ракитин вышел из оцепенения. – Потом горевать и убиваться будем… Не выполним задание – зачем тогда все это?

Подошел, спотыкаясь, Крейцер, он был бледен, дрожала нижняя челюсть. Растерянно глянул на уцелевших, словно искал, кого не хватает.

– Мне жаль, господин майор, что вы потеряли своего человека…

– Что он говорит? – проворчал Шашкевич.

– Что ему очень жаль…

– Ах, жаль ему! – Шашкевич резко повернулся, сжал кулаки. Крейцер не кинулся убегать, только глаза сделались совсем грустными.

– Уймись, – бросил Ракитин. – Это не он Дениса. Крейцер, если помнишь, нам помогает.

– Да пошел он со своей помощью! – взвился Шашкевич и так же быстро стух.

Сокрушенно вздохнул Вобликов.

– Вы не стали вмешиваться, Людвиг? – Андрей пристально смотрел в глаза «добровольному» помощнику. – У вас ведь есть пистолет.

Крейцер не прятал глаза, переступал с ноги на ногу. Укор был глупый и неуместный. Не будет немец убивать своих, нельзя от него этого требовать. Лучше порадоваться, что в спину не стал стрелять. Кто их знает, этих гитлеровских выкормышей, сколько у них пятниц на неделе…

– Ладно, не обращайте внимания, Людвиг. Гляньте на тот труп – вы должны его знать.

Крейцер вскарабкался на гору мусора, вытянул шею.

– Да, это гауптштурмфюрер Эрик Нойманн. Личность неприятная, не очень многословная…

– А теперь и подавно. – Андрей мстительно усмехнулся. – Остались Трауберг, пилот Шварцман и два охранника, одному из которых я сломал челюсть…

– Зря вы устроили это нападение, господин майор, – съежившись, сообщил Крейцер. – Это было, как бы мягче выразиться… авантюрное предприятие. Ваш противник был готов к нападению, а вы – нет. Следовало продолжать слежку, ждать подходящего момента.

– Позвольте вас предостеречь от обсуждения моих решений! – Ракитин нервно дернулся. – Что сделано, то сделано. У нас остались шансы, герр Крейцер?

– Думаю, да. – Немец сделал неопределенный жест. – Самолет по-прежнему дожидается Трауберга, и запасного плана у него нет. Выходить пешком через расположение ваших войск – занятие глупое и опасное. Но теперь им придется сменить маршрут и идти незнакомой дорогой. – Крейцер пристально уставился на развалины. – Все эти люди проживали в других районах Берлина и с этим практически не знакомы. Нам же, господин майор, ничто не мешает следовать прежним маршрутом…

– Вы что-то задумали, Крейцер, признавайтесь? – насторожился Андрей. – В ваших глазах объявился хитрый огонек.

– Грузовые машины за углом. Мы бежали мимо них. Пару дней назад там что-то разгружали, и по ряду причин машины пришлось бросить. Да, я не образец отваги в бою, – признался гауптман, – моя служба в вермахте носила другой характер. Имею иные способности, как вы уже знаете. Когда началась драка и стрельба, я подался назад, забрался в кабину… С машиной все в порядке, ключи зажигания на месте. Не будем гадать, почему водители не вернулись за своим транспортом. Мы можем проехать остаток пути и снова попробовать их догнать. Не думаю, что по пути будет много разрушений. Там широкие проезды и крайне мало объектов, способных при обрушении перекрыть дорогу…

Страшно захотелось двинуть этому парню в глаз. Какого дьявола он тут мудрит, заходит издалека?

Первое послевоенное утро выдалось беспокойным.

Ключи от зажигания валялись в кабине под приборной панелью. Двигатель заревел, как разъяренный буйвол.

– Шашкевич, за руль! – крикнул Ракитин. – Крейцер, рядом с ним, будете показывать, куда ехать, и не дай бог он вас не поймет! Вобликов, в кузов!

Головокружение еще не прошло, радужные круги плясали перед глазами. Садиться за руль в таком состоянии – значит всех погубить. Запирать отвалившийся борт не стали, забрались в кузов, пробрались к кабине.

Шашкевич не церемонился – неповоротливый «Опель Блиц» сдал назад, протаранив соседнюю машину, заехал на бордюр, стал грузно разворачиваться, сгребая и расшвыривая все подряд.

Испуганно каркал в кабине Крейцер. Хлопал незакрепленный борт. Шашкевич энергично вертел баранку, машину швыряло из стороны в сторону. Он объезжал воронки, груды мусора.

Уже рассвело, но над городом висели мрачные махровые тучи. Район был фактически пуст.

Грузовик мчался в сизом дыму. Когда требовалось затормозить, Шашкевич резко бил по педали, при этом пассажиры едва не перелетали через кабину.

Промзона тянулась недолго, они несколько раз сворачивали, выбирались в широкие проезды, засыпанные мусором. Машину швыряло на препятствиях, вибрация становилась угрожающей.

«Что ты пальцы мне гнешь? – орал Крейцеру Шашкевич. – Ты русским языком скажи, куда ехать!»

Промышленные кварталы остались сзади. Потянулись овраги, мостик через лощину. Проплыли в тумане жилые здания. Справа мелькнуло заброшенное футбольное поле, слева – ворота ипподрома с трибунами и беговыми дорожками. Из полумрака выплыли продолговатые строения, монументальные бетонные заборы. Потянулась вереница складских строений – двери и ворота нараспашку, все ценное, что находилось на складах, давно вывезли. Еще одна ограда, унизанная завихрениями колючей проволоки, распахнутые ворота – сквозь них с утробным воем и промчался «Опель Блиц».

Пространство разомкнулось. Справа – опрятные постройки, администрация учебного аэродрома, слева спортплощадки, механические мастерские с вынесенными воротами, груда металлолома, сгоревший биплан…