Юрий Костин - Русский

— И звезды падали тоже! Есть у меня предположение, что в тайге одновременно случилось и землетрясение, и падение метеорита.

— Андрей Владимирович, вероятность такого совпадения ничтожно мала.

— Вы слыхали про опыты Николы Теслы?

— Теслы? Этого сумасшедшего серба, живущего в Америке и дурачащего публику на деньги миллионера Моргана? А он-то при чем здесь?

— Доктор, знаете ли вы, что в самом начале века он нашел средства для строительства передатчика электромагнитных сигналов… в Европу. В итоге получилась башня высотой 187 футов со стальной шахтой, опущенной на 120 футов в землю. Зачем, спрашивается? В 1908 году Тесла в письме редактору одной из газет написал знаете что? Погодите, у меня в дневнике есть выписка… Вот: «Когда я говорил относительно военных действий в будущем, я подразумевал, что они должны быть напрямую связаны с применением электрических волн без использования воздушных двигателей или других орудий разрушения. Это — не мечта. Беспроволочные энергетические установки могли бы быть построены. Посредством этих установок любая область земного шара могла бы быть превращена в непригодную для проживания, не подвергая население других частей серьезной опасности или неудобству». В частных беседах Тесла признавал, что испытание подобной установки имело место «скажем, до 1915 года» и было направлено «на необитаемые районы…». Ну-с, если не считать тунгусов людьми, тогда… Этот человек — нет, не шарлатан он… Скорее, сущий дьявол. Ему приписывают талант предсказывать будущее. К тому же он в ладах с астрономией. Что, если он сумел рассчитать траекторию падения на Землю очередного метеорита и спланировал свой эксперимент таким образом, чтобы его последствия можно было свалить на небесный камень?

— Андрей Владимирович, поверьте моим сединам, это все сказки для барышень.

— Не буду спорить с вами, тем более меня больше сейчас занимает то, что упало с неба. Думаю, мне удалось открыть тайну этого события.

— Да что вы говорите?!

— Виктор Демьянович, летом 1908 года в тайге произошла не природная катастрофа, а событие иного порядка! — Куликов поморщился, будто не осмеливаясь в разговоре с Любавинским пересечь некую невидимую черту. Наконец он решился: — Хорошо, я расскажу, Рубикон остается позади… Это событие было спланировано неизвестной нам разумной силой в целях передачи специального сообщения, суть которого я в целом сумел расшифровать. Ну, вы же знаете, я неравнодушен к разгадыванию старинных ребусов…

Любавинский молчал, любуясь преломлением света через рюмку с коньяком.

— Вы кому-нибудь уже рассказывали о своей хм… гипотезе? — наконец поинтересовался он.

По тому, как он задал вопрос, Куликов понял, куда клонит университетский профессор.

— То-то и оно, что рассказывал. Весь научный Петроград в курсе. Да только мне никто не верит.

— Ничего удивительного. Мой вам совет: никому и никогда больше не рассказывайте о ваших догадках, в противном случае вылетите из научного мира, как снаряд из пушки. Уж лучше пусть ваше воображение занимает злой гений Никола Тесла, чем…

Куликов схватился рукой за голову, потом усмехнулся, отодвинул коньяк и, встав с кресла, поискал глазами свою шинель.

— Я так понимаю, вам тоже мой рассказ неинтересен? Тогда мне пора. Спасибо вам за чай и за коньяк.

— Не кипятитесь, сядьте, — Любавинский указал Куликову на кресло. — Да сядьте вы, горячая голова! Ну-с? Кому говорят!

Куликов повиновался.

— Вы не дослушали, — строго сказал Любавинский. — Занимайтесь своими изысканиями, сколько вашей душеньке угодно, пока не получите хотя бы крохотное материальное доказательство своей правоты. Понимаете? Хотя бы одно доказательство.

Куликов усмехнулся.

— Меня в Петрограде пытались сделать посмешищем… Даже не удосужившись ознакомиться с доказательствами, кои у меня уже имеются, — с горечью признался он.

— Так у вас есть доказательства? — удивился Любавинский. — Какие? Где они?

— В углу вашей гостиной.

— Неужто в портфеле?

— В портфеле. Один местный житель, Иван Потапов, если быть точным, передал мне металлические пластины, пять штук, найденные им у реки Чуни. Пластины были спрятаны в каменный ящик — ну, это он так сказал, — который частично развалился при ударе о землю… Это предположение. Итак, Иван извлек содержимое ящика и до поры припрятал. Я ведь эти два года потратил не только на изучение местности, но и на расшифровку. Эх, не все я понял, знаний недостаточно… Поначалу-то все было просто: найдена копия «Книги бытия».

— Ах, это было бы наиболее правильным объяснением…

— Еще бы! Знаете, как начинаются тексты на всех табличках? «Бе решит бара Элогим Эт га шамайим вэ эт га арец!».

— «Сначала сотворил Бог Небо и Землю…»

— Именно. Но дальше читаю и не верю своим глазам… Нашей планете угрожает гибель, заметьте, уже десятая в истории человеческой цивилизации. Есть аналогия между найденными табличками, скрижалями Моисея и утверждением монотеистической религии. Все эти события давали человечеству шанс измениться. Причем с одной важнейшей целью — избежать уничтожения. Когда-то на перемены отводились века, но теперь мы ограничены во времени.

— А судьи кто?

— Тот, кто сотворил, имеет право судить. Вселенский разум, некая сила, которую одни привыкли называть Господом, а другие просто Высшей справедливостью.

— Элогим?

— Именно. Сила Сил, Суть Сущностей. Бог.

— И какой приговор нам вынесут?

— Приговор уже вынесен. Так сказано в расшифровке, которую я сделал. Час расплаты за беззаконие пока еще не так близок, но…

— Беззаконие?

— За пренебрежение десятью заповедями, если угодно. И за возведение их ежечасного нарушения в ранг закона современного бытия.

Профессор Любавинский сидел в кресле в глубокой задумчивости. Он машинально прикладывался к рюмке с коньяком, хотя та уже давно была пуста. Его отношение в Андрею Владимировичу всегда было покровительственным, заботливым. Он верил в таланты Куликова, всегда считал его своим лучшим учеником. И с тех пор как Куликов покинул стены университета и отправился в большую самостоятельную жизнь, судьба так и не подарила профессору другого такого же смышленого, въедливого, прилежного и смелого студента. Видать, перевелись все. Но в данный момент Виктор Демьянович с тоской подумал, что его гордость и надежда науки российской слегка спятил на почве длительного пребывания вне цивилизации.

«Хорошо еще, если помешательство временное», — подумал Любавинский.

— Не позволите мне для начала взглянуть на ваши пластины? — все-таки попросил он Куликова.

Тот взял портфель, открыл его и осторожно выложил на стол сильно потрепанную кожаную папку.