Андрей Воронин - Банда возвращается

— Я хочу, чтобы допрос велся с адвокатом, вы шьете мне дело о тяжелейшем убийстве, подтасовываете факты! — альбинос сорвался на крик. — Вы думаете, я ничего не понимаю? Вы же ославите меня на всю страну… Как мне потом жить со всем этим? Или вы хотите поскорее сослать меня по этапу — первого подвернувшегося. И доложить по инстанции: виновный найден… Но я ведь не виновен и понятия не имею, кто убил Виктора и что там произошло…

— Так вот я вам сейчас скажу, как все произошло, — голос Кожинова стал металлически жестким. — Достаточно двух найденных окурков, чтобы восстановить картину убийства. Вы сидели в курилке, и приход Смоленцева был для вас действительно неожиданностью. Однако вы не ушли сразу, — как рассказываете нам тут байки, — Смоленцев успел закурить и сесть в кресло. Его сигарета дотлела уже на полу, возле нее лежал длинный столбик пепла, — генерал вытер со лба пот платочком. — Вы затушили свой окурок, а затем неожиданно ударили Смоленцева тяжелой хрустальной пепельницей по голове.

— Что за бред! — альбинос вскочил.

— Сядьте, гражданин Глушко! На крик тут никого не возьмешь, — Кожинов ударил ладонью по столу, отчего Глушко немедленно затих и сел. — Дальше вы запаниковали, потому что совершили все это спонтанно, в состоянии аффекта, как говорится, — не могли же вы выбрать такое место — Кремль — для умышленного убийства. Это было; бы, согласитесь, более чем странно. Хотя и эту версию мы проверим… — голос генерала Кожинова был спокоен. — Однако никто в курилку не входил, и вы схватили тело и потащили его, чтобы спрятать в туалетной кабинке. За голову тащили?

— Я никого не тащил! — подозреваемый Глушко был смертельно бледен.

— Тащили за голову или приподнимали, и повредили шейные позвонки при этом. Затем вы быстро ушли, — генерал рассказывал с такой уверенностью, будто сам был очевидцем происходящего. — Пепельница рифленая со всех сторон, поэтому ее не было нужды протирать, а свой окурок вы не решились отыскать — у вас на то просто не было времени. А может быть, разволновавшись, забыли.

Так все было? — Кожинов пытливо заглядывал в глаза Глушко. — Или изложите свою версию?

— Я уже сказал вам, как было, но вы почему-то не хотите слушать меня.

Кожинов действительно как бы не слышал его:

— Может быть, Смоленцев на вас напал, а вы защищались? Подумайте! А потом я хочу узнать, о чем вы говорили и что послужило причиной того, что вы пришли в такое бешенство.

Подозреваемый уже подавленно молчал…

Кожинов вышел из-за стола и подошел к Макаровой:

— Что у вас, Виктория?

— Девушка заговорила полушепотом:

— Майор Бондарович получил сведения о задержании подозреваемого.

— Откуда? — искренне поразился генерал Кожинов и оглянулся на Глушко.

— От своего непосредственного начальства.

— Что он хочет?

— Сведений о задержанном и требует своего присутствия или участия в допросе.

— Ясно, — нахмурился Кожинов. — Ну и фрукт! Вот что ему передашь…

Бондарович и Макарова, 0 часов 30 минут ночи, 24 марта 1996 года, Кремль.

Бондарович курил в коридоре, поглядывая на часы, когда наконец появилась Виктория.

Девушка со сдержанной улыбкой подошла к Александру:

— Прошу прощения за долгую задержку. Мне пришлось самой ожидать, пока генерал подойдет к телефону.

Он ведет в Бутырках допрос задержанного…

— Спасибо, что вообще вернулись, я подозревал, что вы во мне разочаровались и ушли по-английски, — Александр за время ожидания справился с раздражением, которое вызывали в нем все эти тайны «мадридского двора» и не очень уважительное отношение к нему как к представителю ФСБ. — А вы, оказывается, человек обязательный. Наверное, с вами хорошо вести дела — не подведете.

— Не надо иронизировать, — тихонько покачала головой Виктория, — ситуация очень напряженная, а вы здесь, заметьте, человек незнакомый.

— Я здесь следователь ФСБ, — заметил веско Бондарович. — Что решил генерал?

— Он просил сообщить вам, что задержан Олег Александрович Глушко, — задержан по подозрению в убийстве.

— Глушко? Знакомая фамилия.

— Это руководитель видеомастерской «Каре», один из лучших клипмейкеров на телевидении.

— Понятно, да-да, — я вспомнил — видел его фамилию в списке, она одна из последних. Что слышно насчет моего участия в допросе?

— Генерал Кожинов просил сообщить вам, что в допросе, который он сейчас ведет, затрагиваются некоторые вопросы, касающиеся работы предвыборного штаба. Это вопросы высокого уровня секретности, а у вас нет необходимого допуска, — по лицу Виктории пробежала тень. — В данную минуту вопрос о допуске решить не представляется возможным. Поэтому материалы допроса в его несекретной части вы получите утром, тогда же сможете самостоятельно допросить подозреваемого… Но я думаю — не тет-а-тет…

— Ничего другого я не ожидал, — развел руками Банда. — А почему он не в Лефортово?

Виктория мягко улыбнулась:

— Причина очень проста: возле Лефортово дежурят журналисты. Не стоило устраивать для них преждевременную сенсацию. Сами понимаете, не вести же арестованного с мешком на голове. Завтра можно будет его перевести в Лефортово, — Виктория как-то рассеянно глянула в глубину коридора. — Александр Владимирович, давайте найдем более уютное место для разговора, и я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

— Вот как? — Бондарович затушил сигарету. — Я знал, что мое врожденное обаяние сработает, и вы непременно перемените ко мне отношение. Куда мы отправимся, в курилку с хрустальной пепельницей наготове?

— К вашим шуткам непросто привыкнуть, — серьезно ответила девушка. — Меня отпустили до утра отдохнуть…

Не могли бы мы совместить беседу с дорогой?.. Или вы хотите остаться здесь, в штабе следствия?

— Я предпочел бы отправиться в Бутырку и как можно скорее допросить Глушко, но сидеть там ночь, в общем-то, как я понимаю, бессмысленно. Я собираюсь ехать домой.

Могу подвезти и вас, далеко ваше жилище?

— Вовсе нет: на Старом Арбате.

Банда округлил глаза:

— Даже так? Неплохо вас обеспечивают жильем…

Виктория только усмехнулась.

Дверца распахнулась, и молодая женщина в плаще на меху уселась на переднее сиденье.

Весенняя свежесть разлилась по салону.

Бондарович вздохнул и завел двигатель.

Скоро перед лобовым стеклом начала разворачиваться перспектива ночного города… Кремлевская Набережная, река Москва, мост… Поток машин и ночью велик в этих местах, а днем — постоянные пробки… Но на этот раз торопиться было некуда, Бондарович расслабленно с удовольствием вел машину. Он достал из кармана кассету и сунул в магнитофон, заиграла ритмичная и несколько экзотичная музыка, за легкостью которой угадывалась большая глубина.