Андрей Воронин - Комбат. Исходный код денег

Толкач актуальную для себя новость прозевал, тем самым сделав первый шаг в пропасть. А вскоре ожил мобильник, и знакомый Толкачу человек предложил немедленно встретиться. Разговор был не телефонный, так как за отдельную мзду человек наводил Толкача на подходящие для угона тачки.

На этот раз снова в качестве жертвы предлагалась отечественная легковушка. Но выглядела она соблазнительно. Новизна и свежесть «Лады приоры» проступали в каждой подробности. Еще смазанные и оттого золотистые бамперы, незапыленные колпаки на колесах, сиденья, покрытые чехлами, – все выдавало ее девственное состояние. А внимательный недоверчивый взгляд мог бы рассмотреть и показания счетчика – на нем не было и тысячи километров. И самое главное – у «приоры» еще не было своего постоянного номера, лишь бумажный листок с отпечатанными цифрами был заложен под стекло.

Знающему человеку это говорило о том, что машина перегоняется, что стоянка будет недолгой (видимо, у хозяина здесь родня или знакомые), что пройдет день-другой – и машина уйдет, хозяин, отдохнув, сорвется с места и понесется по жизни дальше, наслаждаясь каждым километром пути, поворотом дороги, понесется мимо веселых березовых рощ, мимо сумрачных хвойных лесов, над речками и оврагами.

Тогда машина станет недоступной и неуязвимой. И если у кого-то возникли соответствующие мысли при виде сверкающей «приоры», то следует поторопиться; иначе мысли так и останутся мыслями, не суждено им будет превратиться в новенькую легковушку, которая затем, скорее всего, превратится в набор запасных частей, пользующихся большим спросом, поскольку отечественный автопром уже десятилетия боролся за надежность и качество своей продукции. А наша промышленность отличается от нашего же спорта в первую очередь тем, что неизменно проигрывает любую борьбу, которую начинает вести. И детали от новенькой «приоры», если сбывать их чуть дешевле стандартной цены, быстро найдут своего покупателя.

Где-то так, только приземленнее и рациональнее думал Толкач, приехавший осмотреться, наметить пути отхода. Он прошелся по двору медленным шагом скучающего бездельника. Все было обычно, привычно и не вызывало настороженности в его подозрительной душе. С улицы «приоры» вообще не было видно, особо не выделялась она и со стороны двора.

Не заметив ничьего внимания к собственной персоне, Толкач, сбавив шаг до черепашьего, прошел рядом с машиной. В счетчик он всматриваться не стал, ему достаточно было увидеть посверкивающие складки заводских покрытий на сиденьях. Почти никто не обратил на него внимания, почти никого не насторожило его любопытство. Разве что за одним из окон возникло какое-то движение да едва уловимо сверкнул фиолетовый глаз объектива.

Во двор они вернулись уже втроем, и до последнего момента все шло гладко, настолько гладко, что уже само по себе должно было насторожить. Подозрительные личности отсутствовали напрочь, оба выезда из двора оказались совершенно свободны, и где-то у дальнего подъезда возникла пьяная ссора, отвлекавшая на себя внимание потенциальных свидетелей. И Лучок, всегда быстро вскрывавший легковушки, на этот раз управился с дверцей особенно шустро.

В этом заключался их мизерный шанс, поскольку не ожидали оперативники от щуплого юноши такой прыти и, кроме того, несколько секунд прощелкали клювами, отвлекшись на заваруху, вовсе не ими инсценированную, как можно было подумать, а возникшую сама собой.

Засада опомнилась, когда Толкач уже плюхнулся на водительское сиденье и завел двигатель. Часть оперативников со всех ног бросилась к машине. Поздно. «Лада» уже тронулась с места. Но тут откуда-то с улицы возник грузовик, перекрывший один выезд со двора. Второй выезд пытался блокировать серый «опель», но Толкач вовремя заметил опасность, чуть сбросил скорость, чуть вывернул руль. «Лада» перескочила через бордюр, промелькнула в опасной близости от детской площадки и, пока водитель «опеля» разворачивал свой автомобиль, устремилась к выезду со двора. «Опель» помчался следом.

Тем временем два человека набросились на Хама с двух сторон, умело скрутили ему руки так, что он едва не заехал лбом в собственные колени, а третий сунул ему под нос удостоверение:

– Милиция!

– Засада, точно засада! – в голосе Лучка отчетливо звучали панические нотки.

– Ниче, они, клоуны, дали нам сесть в машину и уйти со двора, теперь прорвемся. Я места знаю, – самоуверенно заявил Толкач, но через секунду воскликнул: – Зараза, горючка на нуле!

Теперь в его голосе страха было ненамного меньше, чем у Лучка.

И точно, через пару километров двигатель зачихал и заглох. Причем заглох в очень неподходящем месте, рядом с забором, огораживающим какое-то предприятие. Гуляющая публика здесь отсутствовала напрочь, а забор был такой высоты, что преодолеть его мог только прыгун с шестом.

– Сиди тихо, не рыпайся! Видишь, людей рядом нет, они в такой ситуации могут шмальнуть из пушек, – предупредил Толкач своего менее опытного сообщника.

Через несколько секунд их грубо выволокли из салона, обыскали и заковали в наручники. Третий раз Толкач задерживался правоохранителями, но впервые его взяли с поличным.

При всем своем прохладном отношении к различным техническим новинкам, стремительно ворвавшимся в наш быт, к компьютеру Рублев относился уважительно. Он и время помогал скоротать, когда не было желания читать или смотреть телевизор, и являлся источником полезной информации. Однажды захотелось Комбату выяснить, не является ли некий бравый генерал, ставший одной из виднейших фигур в Российской армии, его однокурсником по военному училищу. Или у генерала с бывшим однокурсником фамилии одинаковые? Задал вопрос в Яндексе и воскликнул:

– Ай да Мишка, сукин сын!

Причем не было в этом восклицании даже намека на оскорбительный оттенок, а искренний восторг перед бывшим приятелем, сделавшим такую удачную карьеру, и даже скрытая надежда, что уж Михаил будет служить не корысти ради, а на благо Отечеству. Хотя надежда была скрыта надежно, поскольку достаточно Борис насмотрелся людей, о которых знавшие их в молодости знакомые Комбата говорили: «Отличный парень, такой не забалует» – и ошибались, поскольку рано или поздно парень обзаводился всеми атрибутами человека, нанятого или выбранного народом для государственной службы: добротным жильем, престижной машиной, молодыми любовницами.

Слишком много сволочи наплодило общество высшей социальной справедливости, называемое еще развитым социализмом. А законы общества, к сожалению, имеют много общего с законами физики, по которым дерьмо стремится всплыть на самый верх. И всплывало же, причем в невообразимых количествах. Только при социализме было вроде как неудобно воровать остервенело, это позволяли себе только среднеазиатские красные баи и обитатели Кавказа. Демократия развязала руки бывшим партийным деятелям, сумевшим из одного кресла ловким движением перебраться в другое; они ее и поняли как свободу воровать. К ним подгребли новые людишки, тоже хорошо умеющие лишь набивать собственные карманы. Старые деятели их особо не отпихивали: при умелом распределении денежных потоков, когда рядовым гражданам перепадают лишь крошки с барского стола, можно и поделиться, чтобы обойтись без драки. Неслучайно количество российских бюрократов благодаря различным сокращениям уже превзошло число бюрократов советских. Может, надо громогласно заявлять не о сокращении, а об увеличении штатов, и тогда они уменьшатся? Хотя вряд ли!