Сергей Кутергин - Отсчет пошел

Террорист, расположившийся рядом с кабиной водителя, недовольно покосился на чересчур впечатлительную журналистку, которая сунулась в столь опасное предприятие и теперь испуганно то ли всхлипывает, то ли тихонько воет, свернувшись калачиком на своем сиденье. Он не заметил, как Сон при этих звуках сперва слегка прищурил глаза, сосредоточиваясь (ему как абсолютно лишенному слуха стоило большого труда научиться воспринимать псевдокод — уникальный метод передачи информации звуком, разработанный в Институте Гриценко), а затем чуть заметно побледнел. Ира, всхлипнув в последний раз, замерла. Наконец она услышала через передатчик один за другим два резких звука — специфических щелчка, издаваемых при помощи передних зубов. Эти щелчки означали согласие на продолжение операции. Если бы она услышала вместо них чуть слышный скрежещущий звук, для получения которого надо было плотно сжать зубы и сдвинуть челюсть, это бы означало сигнал к немедленной атаке. Только одно настораживало Иру — абсолютное отсутствие каких бы то ни было инструкций и информации с передвижного центра управления, который следовал за ними. Они должны были слышать все происходящее в автобусе, и Гриценко, проанализировав ситуацию и спешно собрав доступный материал, обязан был теперь связаться с ними для уточнения плана действий. Но в эфире царила мертвая тишина.

Ира не могла знать, что всему виной была дурацкая случайность — всего через пару километров после начала гонки у автомобиля передвижного центра полетел подшипник правого переднего колеса, и теперь сотрудники базы нервно курили у обочины шоссе, дожидаясь помощи из Ставрополя и заранее зная, что связь с группой восстановить не удастся, так как догнать их на отремонтированной машине они уже не успеют, а вертолетное сопровождение боевики смогут без труда засечь и заподозрить неладное. А пока что техник группы дядя Витя уныло курил у дороги, сплевывая на асфальт тягучую слюну, и злобно приговаривал через каждые несколько минут: «В России две беды — дороги и дураки», после чего высказывал грустному шоферу Юре все, что он думает об этих генеральских умниках, напичкавших машину самым сложнейшим, тщательно налаженным оборудованием и при этом забывших проверить обыкновенный подшипник. Вот вернутся ребята — и он лично выскажет генералу все, что он думает о всей их сверхсложной технике. Затем дядя Витя смачно матерился и не спеша раскуривал очередную «беломорину». Он был единственным человеком на базе, осмеливавшимся игнорировать строжайший запрет на курение, регулярно нарушать субординацию и выделывать еще множество различных коленец, за которые любого другого выгнали бы в мгновение ока, но странное дело — пока дяде Вите все сходило с рук. Такой уж он был уникальный человек.

Тем временем красный «Икарус» мчался, не сбавляя скорости, по магистрали. В салоне автобуса нависла тягостная тишина — устало молчали заложники, напряженно хранили молчание боевики. Все они чувствовали, что приближается решающий момент, — скоро, очень скоро автобус пересечет границу опальной республики, и тогда террористы Дениева смогут праздновать чистое, безупречное выполнение первой части загадочного плана своего полевого командира.

Генерал Гриценко нервно ходил по комнате, не сводя глаз с информационного пульта. Прошло уже два часа после его прибытия в Ставрополь, но на коммуникационном экране появлялись лишь высшие чины местного УВД и сотрудники опергруппы, обосновавшиеся для координации действий в столице края. И те и другие тщетно пытались замаскировать свое полное бессилие. Красная точка, пульсирующая на карте области, медленно и неотвратимо приближалась к жирной прерывистой линии, обозначавшей границу Чечни и полнейший провал проводимой операции. Один раз из Москвы звонил Крылов, справлялся о ходе дела. Гриценко внутренне порадовался, что из-за срочности пред принимаемых действий никто из высшего руководства до сих пор не был посвящен в детали разработанного плана и их можно еще некоторое время поддерживать в уверенности, что события находятся под контролем. В действительности никогда еще генерал не чувствовал себя таким бессильным перед лицом надвигающихся событий. Он понимал, что если захвата до сих пор не произошло, то случилось нечто чрезвычайное либо члены группы позволили себя разоблачить и тогда все пропало. Но Гриценко изначально считал эту возможность маловероятной, так как даже при наихудшем варианте развития событий трое хорошо обученных бойцов подразделения никогда не позволили бы захватить себя врасплох и вряд ли террористы смогли бы настолько легко с ними справиться, что автобус ни на минуту не изменил бы скорости движения. Нет, здесь дело в чем-то другом. Скорее всего в автобусе действительно случилось нечто экстраординарное, что вошло в противоречие с существующим планом и заставило бойцов пойти на дополнительный риск. И этот риск возрастал с каждой минутой.

Генерал вытер платком выступившую на лбу испарину и снова впился глазами в красную точку. Никаких изменений. Ни малейшего намека на деятельность группы. До границы Чечни пульсирующую точку на карте отделяют несколько сантиметров.

Неожиданно загорелся индикатор передаваемого сообщения, экран ожил, и на нем появилась сосредоточенная физиономия дяди Вити. Генерал с неудовольствием отметил, что тот не брит и скорее всего опять, невзирая на многочисленные предупреждения, курил на работе.

Дядя Витя близоруко вгляделся в монитор, находящийся в машине, и злобно хрюкнул:

— Ну что, старый хрен, получил, что хотел?

Надо отметить, что дядя Витя был старше генерала лет на десять, да и к тому же такое начало речи по отношению к старшему по званию, а тем более к начальнику базы, могло повлечь какую угодно бурю вплоть до немедленного увольнения сотрудника. Но как ни странно, несмотря на все свои усилия проявить начальственный гнев, Гриценко никогда не мог по-настоящему рассердиться на дядю Витю. И даже не потому, что дядя Витя как никто другой знал свое дело и любые, даже самые хитрые, механизмы слушались его, как дрессированные цирковые собачки. Просто было во всем облике техника нечто такое, что совершенно не позволяло на него сердиться. Конечно, в обычное время Гриценко сказал бы ему несколько строгостей для проформы, но сейчас им обоим было не до того.

— Что с ребятами, Виктор Николаевич? — спросил генерал.

— Что с ребятами, что с ребятами… — передразнил его дядя Витя. — Ты мне, мил человек, лучше сперва объясни, что произошло с нашей машиной и из какого места растут руки у твоих хваленых автомехаников?

— Может, ты мне все-таки объяснишь, что же случилось? — взорвался Гриценко.