Сергей Кутергин - Отсчет пошел

— Передозировка вроде. Да я не знаю точно. Нам они не сообщили.

— Так. Хорошо. А сейчас мы дождемся Ксепа, с ним будет, насколько я понимаю, немного охраны. Ты тут будешь сидеть в таком вот виде, а я рядышком улягусь. Ты скажешь Ксепу, что ворвалась толпа громил, вооруженных, будто они Форт-Нокс решили рвануть, перебили всех присутствующих и буквально минуту назад ушли, захватив с собой материалы, хранимые Михалычем. Если что не так скажешь, сам понимаешь, я уже двоих, если не троих, пришиб, мне терять нечего.

Я выбрал из папки с фотографиями какую-то, где в наиболее похабном виде был заснят Keen, провел ее краем по горлу все еще находящегося без сознания Михалыча (Боже, по моим часам прошло всего семь минут, как он отключился) и положил на свободный стул.

Буквально в этот момент, как по желанию той самой недожаренной рыбки, снизу послышался шум. Я полуприсел-полулег на пол около стула с Владиславом, предварительно сунув ему в рот кляп, потом перехватил пистолет в левую руку и приставил его дуло к спине связанного. Вскоре в комнату вошел Арык — водитель и телохранитель Ксепа, киргиз по национальности.

За ним показался человек, в котором я признал типа, изображенного на фотографиях. Да, это был Keen. Он вытянул кляп изо рта Владислава и закричал:

— Кто это сделал?

— Это… — Вячеслав сглотнул. Я чуть надавил пистолетом куда-то в район его позвоночника. — Это… не знаю… Пришли четыре человека… Мы тут все сидели. Пили. Они ворвались, Михалычу перерезали глотку… Документы достали из сейфа… Унесли. Только что…

— Кселофонт Петрович, взгляните! — крикнул Арык и ткнул пальцем в стул. Keen двумя пальцами поднял со стула фотографию, посмотрел на нее и поморщился.

— Так, Арык, иди вниз, позвони ребятам, пусть врачей каких сюда доставят. Возьми Володю из машины и обыщите район. Только что ушли, говоришь? Тогда, может, сумеем поймать. Хотя… — Но Арык уже рванул по лестнице. Внизу хлопнула дверь.

Один раз живем. В ментуру мне звонить уже смысла не имело, все равно загребут за покушение на убийство и превышение самообороны. А денег в пакете много лежит, можно куда-нибудь уехать, концы в воду…

Я, делая вид, что испытываю страшную боль в голове, медленно выполз из-за стула и, пока Keen еще раз уставился на фотографию, выстрелил ему в плечо. Я бы с огромным удовольствием размазал его мозги по стенке, но что-то в последнюю секунду меня удержало. Впрочем, вероятно, я задел какую-то артерию, так как кровь в мгновение бка залила ему костюм, обагрив рубашку. Keen схватился за плечо, упал на пол и издал резкий хрип. Я ударил рукояткой по виску Владислава, сгреб пакет с деньгами и документами и побежал вниз.

Лестница, дверь. Оглянуться. Вроде в машине никого нет. Дернул ручку. Дверца закрыта, внутри нет ключа зажигания. Безусловно, выбить стекло, замкнуть контакты былр бы можно, но кто знает, может, у них какая-нибудь блокировка руля стоит, ну его, только время тратить. Я побежал вниз по улице, направляясь к реке. Там в случае чего достаточно легко спрятаться. Сверху по улице послышался крик Арыка. Так. Охота на кабана началась. Действительно, на кабана. Только тупорылое убожество вроде меня могло влипнуть в такую паскудную историю…

Воистину никогда человек не может так быстро бегать, как когда от этого зависит его жизнь. Слава Богу, что фонари в нашей долбаной стране еще работали нормально, поэтому путь виден. Раздался выстрел. Так, пошло в ход оружие. Пора уходить. Я нырнул в подворотню, потом налево, лишь бы к реке подобраться, там все места знакомые до колик, можно будет выскочить перед ментовкой, там-то стрелять не будут. Впрочем, и тут хорошо. Еще раз налево. Опять переулок. Черниговский, в конце его повернуть, там есть проходной двор, я в нем когда-то водку пьянствовал. Шум моих прыжков заглушал все, я уже не знал, гонятся за мной или отстали, но лучше скрыться. Чем дальше, тем лучше. И на вокзал тут же. До Калуги доберусь, а там у меня знакомые есть. Перекантуюсь — и домой. Впрочем, дома най…

Яркий, слепящий свет вынырнул из-за поворота…

Хруст костей, перемалываемых в прокатном стане, лязг железа, треск и боль, бесконечная боль. Огонек на кончике нерва. Разрывающаяся ткань, безумное лицо и кровь, перемешанная с мочой и машинным маслом. Карусель. Камера в летящем автомобиле! Цвета, пятна, куски, крошки и боль, боль, боушххшхрршшшхрхххршшхрхрхрхх!!! Но длится это недолго. Вот уже и последние колеса отстучали там, за гранью взгляда. Снова свет и боль. Ноющей, орущей болью пропитано все: запахи, цвета, мысли. Но не страшно. И хорошшшшоо… Хорошо-то как! А-аххх! Боль ушла, и ради таких минут стоит жить. А бесконечность, оказывается, пахнет вишневым деревом… Устал я сегодня… Ничего страшного. «В аккурат все сбудется, все образуется, все перемелется…»

Чьи-то руки весьма грубо схватили меня, какой-то скрежет над ухом… Мы едем? Я почувствовал, как перед ничего уже не видящими глазами разливается розовый свет, потихоньку принимающий вид огромного плюшевого зайца. Будто он щекочет мне нос своим хвостом. Я громко чихнул и исчез…

— Гляди-ка, очухался. Ну видимо, если и помрет, то не сегодня.

Открыв глаза, я подумал, что опять сплю. Весь мир был будто бы перевернут вверх тормашками. С потолка на меня смотрел человек. Я потряс головой, зажмурился, и все пришло в норму. Я лежал на спине, лицом вверх. Под головой была мягкая подушка; белый потолок, казалось, источал какой-то неестественно радостный, божественный свет. На меня смотрел немного староватый на вид, но все еще очень крепкий человек.

— Добро пожаловать на этот свет, — сказал он. — Я генерал Гриценко…

Конец записи 264755-Е

Через полчаса генерал с дядей Витей встречали Ена и его невольных спутников. Гриценко казалось, что он помолодел лет на двадцать, и даже нудное ворчание пресс-секретаря о том, что он будет жаловаться на неэффективность антитеррористических сил, по милос-ти которых он сперва едва не погиб от рук боевиков, а затем чуть ли не полдня разыгрывал из себя бегуна на длинные дистанции, не могла вывести его из равновесия. Впрочем, вид у Хрущева при этом был довольно неубедительным — лысина в пятнах засохшей грязи, продранный на правом локте пиджак. Поэтому на его замечание о том, чтобы с ним держались подобающим образом, поскольку пресс-секретарь — лицо губернатора области, Ен только расхохотался, заметив, что не завидует он человеку, доведшему свое лицо до такого состояния. Однако времени на дальнейшие препирательства у них не было. Генерал и Ен торопливо попрощались с бывшими заложниками, усадили их в генеральский джип и приказали старлею довезти этот высокопоставленный груз до Ставрополя в целости и сохранности и не слишком кантовать по дороге. Покончив с этой проблемой, они поудобнее расположились в передвижном центре и, вежливо попросив шофера Юру погулять на свежем предзакатном воздухе, принялись обсуждать свои дальнейшие действия. Теперь перед ними стояла сложная и срочная задача — любой ценой предотвратить попадание ядерного устройства в руки Дениева. Еще до прибытия Ена, услышав от дяди Вити новости об атомном грузе, генерал незамедлительно связался с УВД области, приказав им немедленно перекрыть дороги, ведущие в Чечню. Впрочем, он прекрасно понимал, что эти меры могут только ненадолго задержать профессионалов высокого класса, каковыми, несомненно, являются их противники. Затем он позвонил в Москву и запросил информацию о налете на засекреченный институт, и вот теперь они втроем сидели в уютном автомобильном салоне, глядя на мерцание экрана над пультом, вмонтированным вместо одного из задних сидений, и лихорадочно размышляли, что им делать дальше и что же может их вывести на след похитителей прибора. Наконец Ен, долгое время напряженно молчавший, спросил Гриценко: