Вячеслав Миронов - Особо ценный информатор [litres]

– На месте французов я бы не оставил это тело в покое. Мир не такой большой, как кажется. Как бы он «сольную партию в опере» не исполнил, – заметил я.

– В Центре прорабатывали этот вопрос, – неопределенно пожал плечами отец. – Отправится вслед за мартышкой, что на пороге он нашел.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся я. – Это так, на всякий случай спросил. Может, в Конторе порядки изменились. Санкции на Россию наложили, а наши притихли. Делать-то нечего, вот и всякая ерунда в голову лезет.

Отец чуть снисходительно посмотрел на меня и с небольшой иронией в голосе произнес:

– А то, смотрю, тебе свою энергию девать некуда, так свое заведение раскрутил, что кулинарные и туристические сайты только и забиты информацией. «Ах, как прекрасно!» «О! Это так необычно!» «Это так познавательно! И атмосфера того времени, и рецепты блюд! Я взяла рецепт у барменши. Не совсем полезно, но очень сытно. Семье понравилось! Кому надо – могу поделиться этой маленькой тайной!» Ну и сообщения, считай, как лозунг: «Вау! Супер! Круто!» – сотни, если не тысячи. Так ты подумай, стоит ли тебе возвращаться на родину и к основной работе. Станешь знаменитым ресторатором. Начнешь расширяться. Скупишь ближайшие кафешки. Сделаешь их тематическими: «Первая мировая война», «Вторая мировая война», «Холодная война» и так далее. Улица большая. А?

– Издеваешься? У меня это заведение во где! – чиркнул я себя ногтем большого пальца по горлу. – Надо же было чем-то занять сознание. Вот и занимался продвижением «Бегемота». Очень боялся, что «законсервируют» меня до «особого периода».

– Я изучал в Интернете. Знаешь, мне понравилось. Кафе «с изюминкой», с «душой», так про тебя написали. И я согласен.

– Так давай сходим утром ко мне. Я все покажу.

– Нет, – отрицательно покачал он головой. – Не могу, утром в путь.

Я посмотрел на часы. Скоро светает, а так надо поговорить о многом! Жаль!

– Хватит о делах. Расскажи, как дома? Как мама?

– Мама твоя, как всегда, востребована, не сидит на месте. Всегда в делах. То люди, то переводы. Ну и дом на ней. Были у твоих недавно, буквально накануне отъезда.

– И как они? – В душе все замерло.

Он все понял и широко улыбнулся:

– Не переживай! Все хорошо. Жене, конечно, говорить я не стал, что к тебе еду, а то бы напекли корзину пирожков для подарка. А сам знаешь, на таможне сложно это объяснить. Нормально все! У твоих все хорошо. Жена тоскует, хлопочет. Старший тоже был дома в увольнении. Так получилось. За высокие достижения в учебно-политической подготовке поощрен внеочередным увольнением. – Перехватив мой взгляд, он пояснил: – Конечно, Центр все устроил. Знали же, что ты будешь спрашивать. Ну и мне тоже интересно. Сидим, обедаем. Уплетает за обе щеки, аж за ушами трещит. Худой, высокий, в нашу породу. Спрашиваю: «Как дела?», отвечает, что нормально. Пытаюсь проникнуть в детали, отвечает: «Извини, дед, не могу! Все секретно!» И щеки важно надувает. Ну ничего, второй курс «бурсы». Язык неплохо им ставят. Поболтали немного. Дочка тоже язык подтягивает. Бабушка как приезжает, так спуску не дает, все только по-французски или на немецком языке. Сам знаешь, с ней не забалуешь!

– Знаю, – кивнул я и затаенно спросил: – А жена как?

– Как, как? Ждет тебя. Трудно ей. Мы с матерью твоей всю службу вместе работали. Бок о бок. В идейном и физическом смысле. А как вы еще до сих пор не разбежались – ума не приложу! Приезжаешь раз в полтора-два года, и то лишь на месяц. Из них неделю торчишь в Центре. Потом вас забрасывают на Байкал или в тайгу на «объект». Вот и вся жизнь. Как она тебя до сих пор не бросила? По молодости такая романтика еще куда ни шло, а сейчас? Предупреждал же тебя, когда ты влюбился. Потом предлагал под «легендой» ее к тебе вывезти. Сам же отказался, чтобы не подвергать ее опасности. Короче! Любит! Ждет! Был бы я бабой – бросил такого мужа нахрен!

Ну и хорошо! Я тоже ее люблю. Но нельзя фотографию носить, на столе поставить. Ни позвонить, ни услышать по видеосвязи тоже нельзя. Хотя все говорят и пишут, что все зашифровано! Вы говорите, пишите, шлите, а мы все запишем и проанализируем.

– Папа, расскажи мне о любой мелочи! Чтобы я хоть через тебя вдохнул дым Отчизны, как будто дома побывал.

И отец начал говорить.

Я слушал, варил кофе, курил, пил вино. Представлял, как будто ходил по городу, по дому, обнимал жену, сына, дочь. Порой комок в горле вставал. Дочь ломала руку зимой, когда на коньках каталась. Я не знал. Рядом не было, чтобы помочь, подхватить, поддержать.

Каждое слово я впитывал, гвоздями забивал в голову, чтобы не забыть. У отца снова пискнул телефон, и я понял, что пора. Снова почувствовал себя мальчишкой.

– Пора, папа?

– Да! Нам и так дали много времени пообщаться.

– Понимаю. Передай, что я благодарю.

– Передам. Чую, сын, что у тебя начнется тяжелая работа.

– Поцелуй дома всех. Понимаю, что ничего ты не скажешь, просто поцелуй. Может, поймут. Мне приятно будет.

– Извини, конечно, но мне придется все эротические игрушки забрать с собой.

– Чего? – У меня глаза округлились, решил на секунду, что папа «умом тронулся».

– Не совсем то, о чем подумал. – С батарей и окон снять аппаратуру вибрирующую, ну и «глушилки» тоже. Инвентарь казенный, подлежит возврату. А тебе просили передать три счетчика посещений, три локатора нелинейных. Все по количеству уничтоженных тобою. Удержат ли с денежного довольствия – не знаю. Приедешь в отпуск – узнаешь.

Отец явно издевался надо мной. Пытался таким образом отвлечь от тяжелых мыслей.

Вместе быстро сняли приборы в виде белых шайб, что были налеплены на окна и батареи. Штатное, стандартное оборудование. «Глушилки» были мощными, хотя по внешнему виду не больше пачки сигарет, хотя энергии потребляли много.

Конечно, неплохо иметь хорошо защищенную от электронного и аудиоконтроля аппаратуру, но, увы, откуда у ресторатора такая мания преследования? И откуда деньги. Все эти электронные игрушки превышали стоимость моего кафе, вместе с запасами и персоналом.

Папа передал мне счетчики посещений и поисковики закладок.

– Не переживай, сынок! О домашних я позабочусь. Там все будет хорошо. Мы все тебя любим и ждем! Давай посидим минутку молча, на дорожку.

Присели. Он молча поднялся, пошел в коридор, надел куртку, кепку, порывисто прижал меня к себе, поцеловал в лоб. Перекрестился на православный обряд. Взял сумку. Она увесистая, сам укладывал оборудование. Тяжело старику таскать такие веса.

– С Богом! Ждем дома в отпуск. Счастливо! – сказал он напоследок и вышел.

Я подошел к окну и, спрятавшись за шторами, наблюдал, как отец идет по двору. Он не торопился. Не оборачивался. Знал же старый, что я наблюдаю! Остановился, сумку на землю, снял кепку правой рукой, левой пригладил волосы, кепку на место и скрылся за углом.