Александр Тамоников - Иван Грозный. Сожженная Москва

Назим продолжил смотреть вслед уходящей русской дружине. За ней поднялось облако пыли. По этому облаку можно было определить, насколько скоро идет дружина, не отягощенная большим обозом.

А за Назимом из кустов, что росли саженях в десяти от места наблюдения татар, смотрели Гнат и Кузьма. Опытные охотники, обойдя рощу, сразу вышли на следы неприятеля, по ним прознали, где пост, и укрылись рядом. Как только от одного татарина отошел другой, Гнат взглянул на Кузьму:

– Давай сигнал, кум!

Над округой пронесся крик скворца, имитировавшего карканье вороны.

Со звонницы, куда вновь забрался сельский наблюдатель, раздался свист, и охотники поняли, что сигнал их услышан.

Дружина меж тем продолжала удаляться от Радного.

Ратник десятка Фомы Рубача Иван Пестов украдкой следил за «гонцом». Тот покуда вел себя спокойно, иногда бросая настороженные взгляды по сторонам.

Дошли до оврага, спустились вниз. Здесь Парфенов дал команду:

– Стоять, гонец Дуб, Лексей Куница и Федор Верга – ко мне, остальным короткий отдых.

Первыми подъехали ратники, и Бордак отвел их в сторону:

– Дело такое, воины, гонец, что привез приказание вернуться в Чугуев, изменник и посланник мурзы Икрама, который нацелился на село Радное.

Ратники переглянулись, и Куница спросил:

– Вели, боярин, схватить предателя?

– Нет, то и без вас сделаем. Мы отошли от села на виду у татарских наблюдателей. Они до сих пор видели поднятую конями пыль, но должны видеть ее и далее. Вам треба порубить молодых ветвистых берез, привязать их к коням и пойти примерно с версту, уходя к реке. Дойдя до реки, березы бросите и по берегу догоните дружину. Уразумели?

– Мы, значится, будем показывать, будто дружина наша пошла дальше, а она вернется встречать мурзу, – усмехнулся Верга.

– Истинно так, Федор.

– А изменник?

– С ним разберемся. Давайте, опричники, действуйте!

Отпустив ратников особой дружины, Бордак подъехал к Парфенову, возле которого уже стоял Дуб в сопровождении Ивана Пестова.

– Что случилось, княжич? – спросил Сидор, и в голосе его зазвучала дрожь. Страх оказался сильнее выдержки.

– Что, случилось собака, спрашиваешь? – сощурив глаза, ответил Парфенов. – А то, что попался ты, подлый предатель!

Дуб дернулся, хотел отвернуть коня и вдариться в бега, но его сбил кулаком наземь Бордак. Предатель упал в пожухлую траву. Соскочили с коней и княжич с Бордаком. Пестов остался в седле, подхватил коня изменника.

Парфенов вытащил из ножен саблю, поставил сапог на грудь Дуба, острие сабли приставил к горлу:

– Пошто, пес, своих предал?

– Ты… ты… воевода… ошибаешься, – залепетал Сидор.

– Это ты, пес, ошибаешься, думая, что мы поверили тебе. Нам ведомо, что за селом смотрят люди мурзы. Он, кстати, сразу после нас зашел в Сангу или опосля?

– Я ничего не знаю… меня послал князь Верейский.

– На что ты надеялся, – спросил Бордак, – сбежать по пути? Не выйдет, потому как мы свяжем тебя, заберем коня, и дружина вернется к селу, чтобы достойно встретить мурзу с его десятками. Сам того не ведая, Икрам загонит основное свое войско в засаду. И крымчакам не уйти от мести праведной. Что ты будешь говорить перед князем Верейским?

Дуб понял, что на этот раз ему не вывернуться, московские воеводы переиграли мурзу, и подумал о мошне, спрятанной в потайном месте. Воспоминание родило надежу:

– Я все скажу, воеводы, всю правду, как на духу, тока одного прошу, окажите милость, отпустите опосля. Я у мурзы не по доброй воле, в полон попал, когда бился с татарами. Арканом сняли с коня, били потом. И в разорении сел и деревень русских я не участвовал. То любой, даже жители Песчаной подтвердят. Потому как использовал меня мурза лишь как гонца от разных вельмож.

– То решать князю, но коли поможешь взять мурзу, то тебе зачтется, мы замолвим слово.

– Благодарствую!

– Кто в Чугуеве связан с мурзой?

– Боярин Молчанов Флор Юрьевич, это он сделал грамоту, за шестьсот рублей, которые я передал ему от мурзы.

– Как же так не осторожно? Ведь о поддельной грамоте воевода Чугуева прознал бы, даже если замысел мурзы удался бы?! И тогда погорел бы боярин.

– Да, он ведал о том, потому, сказав князю, что едет в Новгород-Северский, сам с семьей и челядью утром подался на Литву.

– Хитрец, боярин! Понимал, что ему грозит. Ну да ладно, им заниматься след воеводе Чугуева, нам треба биться с десятками мурзы. Сколько их ныне у Икрама?

– Три. Один десяток личных нукеров, во главе с десятником Батыром Азанчой, и два десятка конных, которыми командует десятник Давлет Тогур. Боле людей у мурзы не осталось.

– Он в урочище Санга?

– Пока, мыслю, да. За селом смотрели его люди. Как только дружина отошла, то один наверняка поспешил сообщить об этом мурзе. Может быть, что Икрам уже подводит десятки. Ему треба поспешить, потому как наблюдатели сообщили о том, что вы взяли с собой меня. Обман с грамотой в Чугуеве вскрылся бы, и князь послал бы дружину и еще ратников в обрат к селу. Посему у мурзы не так много времени на захват ясыря в Радном и отхода в безопасное место.

– И где это место? – спросил Бордак.

– Клянусь, не ведаю, я же всего лишь гонец, мелкая сошка.

– Значит, что получается, – проговорил Парфенов, – мы в десяти верстах от села. Наблюдателю мурзы треба пройти до Санги около тридцати верст, напрямую меньше, но все одно, это время. До полудня он будет в урочище. Мурза сразу двинет десятки на Радное и выйдет к селу после обеденной трапезы. Мы же в то время должны были дойти до Чугуева, разобраться с обманом и двинуться в обрат. У мурзы преимущество часа в два. Могло быть, коли замысел его удался бы.

– Так-то оно так, – сказал Дуб, – если мурза уже не подвел десятки к опушке леса. А он мог то сделать.

– Тогда нам нельзя медлить, – проговорил княжич и приказал Пестову: – Этого связать, приторочить к коню и держать при себе, понял, Иван?

– Понял, княжич.

– И глаз с него не спускать!

– А как же сеча? Мне в стороне оставаться не можно.

– В селе местному передашь. Кому? Там определимся. Забирай изменника.

Передав Дуба, Парфенов отдал команду на выход дружины к реке.

Пошли по берегу. На дорогу вышли двое ратников, поднимавших пыль. Десять верст в обрат преодолели быстро. Но в село дружина не пошла, встала в боковой кустистой балке. И только Парфенов с Бордаком скрытно пробрались в Радное. Вышли со стороны реки, прошли к дому старосты под удивленные взгляды редких сельчан. Матвей Торба сидел в светлице, погруженный в мысли. Очнулся, когда услышал знакомые голоса в сенях, и кинулся к двери:

– Наконец-то! Без вас стало боязно.

– Ты чего, Матвей? Знал же, что вернемся, – дружески ударил его по плечу Бордак.