Алексей Суконкин - Небесный щит. Часть 3. Вторжение

— Вот чего… — генерал выложил перед Клауссоном несколько фотографий: — Это же ваш дом? Да? Это ваша жена, а вот — дети. Вот внуки и внучки. На этом фото ваша любимая женщина — давняя любовница, а вот её ребенок. Это ваш внебрачный сын, которого вы содержите скрытно от своей «основной» семьи, не так ли?

Глядя на фотографии, Томас невольно прокрутил в памяти все яркие моменты своей жизни, связанные с указанными людьми. Вот жена накрывает стол — она ведь так превосходно умеет готовить. Вот младший сын идет в школу — машет отцу рукой, направляясь из машины к крыльцу старинного здания где-то на окраине Филадельфии. А вот старшая дочь справляет свою свадьбу, где все так пышно и красиво, а в гостях — сам Арнольд Шварценеггер. Вот череда внуков и внучек, которые небольшой вечно галдящей толпой заполняют на летних каникулах семейное гнездо. Вот красавица Сюзи, выросшая из секретаря в одной из фирм Томаса до положения любимой любовницы — а что делать, когда жена за своими домашними хлопотами совсем забыла, что такое настоящий, страстный и яркий секс. А вот и сын любовницы. Его, Томаса, сын. Такой хороший мальчишка, мечтающий стать морским летчиком…

— Что вы хотите этим сказать? — Томас напрягся еще сильнее. Кровь стучала в его висках…

— За всеми этими людьми нами установлен неусыпный контроль. Более того, если вы себя поведете неадекватно, то по моей команде в течение нескольких часов агентурно-боевая группа, находящаяся сейчас в Америке, ликвидирует их всех. Это станет вам хорошим уроком за непослушание — на всю вашу оставшуюся никчемную жизнь в американской тюрьме. Всё ясно?

Лица близких людей, которые только что предстали перед глазами Томаса, вдруг оказались залиты кровью. Клауссон даже почувствовал на языке ее терпкий привкус. Ему стало плохо.

— Все вы сволочи, — вырвалось у него.

— Вижу понимание, — удовлетворенно кивнул Лихой. — Теперь перейдем к делу.

— Говорите, что вам надо… — пересилив себя, сказал Томас. Теперь он был готов ко всему.

— Мне нужно, что бы вы доставили четыре двадцатифутовых контейнера, с десятью паллетами внутри каждого, на окраину города Макени. Каждый контейнер на отдельной машине. Там их загрузят, а через четыре часа эти контейнеры под охраной "Диаманта", "Блэкуотера" или морской пехоты США, вы развозите по местам, которые я назову дополнительно. В случае, если контейнеры и их содержимое будет задержано где-либо, хоть на час, мы начнем отстреливать ваших родственников. Если они будут задержаны и вскрыты — вся ваша семья будет уничтожена, а вы предстанете перед американским правосудием в качестве предателя своей страны. Я понятно выражаюсь?

— Понятно.

— Можете приступать. Вот телефон для связи со мной. Не считайте себя умнее нас. Все козыри сегодня в наших руках. И помните о своей семье и высоких чинах Белого Дома. Удачи…

Генерал встал и направился к выходу.

Томас стал искать таблетки от давления.

Обеспокоенность Лунина поведением американских военных стала приобретать маниакальный характер. Диме, у которого от дикой усталости, сознание уже стояло на грани реального восприятия, постоянно чудилось, что американские десантники вот-вот начнут атаку на его отряд. Стряхивая с себя эти мысли, майор пытался себя успокаивать, но это мало помогало. Он понял — все дело было в том, что он пережрал сиднокарб. Препарат, который «убивал» сон, неминуемо воздействовал на психику — порождая галлюцинации и бред. Бороться с этим можно было только здоровым сном, которого, увы, не было…

Спасительный звонок от генерала вернул его к действительности. Генерал обрадовал:

— Дима, слушай внимательно…

Получив задачу, майор приободрился. Мучившая его бредятина тут же слетела. Пришло время действовать.

— Шайба! Сюда иди!

Перед Луниным вырос верный старшина. Заросший, искусанный комарами, но непобедимый.

— Чаво, товарищ майор? — спросил он, что-то жуя.

— Проверь крепление спутника. Мы выезжаем.

— А как же наши американские друзья?

— Им сейчас будет не до нас.

Лунин снова собрал офицеров:

— Мужики, генерал согласовал порядок вывода к месту перегруза спутника. Через час выступаем.

Его заявление не вызвало восторга — люди молчали. И это молчание затянулось.

— Ставлю задачу, — сказал Дима. — Для убедительности он встал.

Встали и подчиненные.

В течение нескольких минут он определил порядок работы, и офицеры разошлись по своим боевым постам. Группа, назначенная в прикрытие, вооружилась реактивными гранатами. Парни сели в тени от машин и закурили.

— Пять минут, — определил время перекура Коля Мигунов.

— Теперь все можно, — тихо сказал Корень.

— Только шесть минут нельзя… — продолжил Колдун словами из песни.

Дима, наблюдая эту картину, посчитал нужным подойти, и хоть как-то ободрить подчиненных:

— Все будет хорошо, парни.

— Так точно, товарищ майор, — кивнул Мигунов. — Как прикажете.

Мигунову предстояло остаться. И он, впрочем, как и его бойцы, понимал, что шансов догнать колонну, у него будет крайне мало. А может быть не будет и вовсе — это уже смотря, как им удастся завязать бой с американскими десантниками. Колю стало мелко трясти — он же отчетливо понимал, что вероятнее всего жить ему оставалось несколько десятков минут. А что будет потом — одному Богу известно. Но скорее всего — ничего хорошего. Когда тебя оставляют «отсекать хвосты», лучше сразу настроиться на то, что ты станешь героем посмертно — так легче будет осознавать свою задачу, и меньше роптать на то, что тебе предстоит погибнуть. Спецназ воспитывает коллективизм не только в действиях, но и в душах, в сознании бойцов одной группы. В какой-то момент вдруг понимаешь, что боевая единица это не ты, а группа, в составе которой ты действуешь. Может быть, ты не со всеми в ладах, но развитое чувство локтя не позволит тебе бросить товарища, оставить его в беде. Но бывают ситуации, когда тебя бросают на верную гибель, для того, чтобы выжила боевая единица.

И поэтому Коля Мигунов со злым сарказмом отозвался на пожелания Лунина. Отозвался так, что Лунину на миг захотелось даже въехать Мигунову по роже. Так, по-дружески. Из чисто спецназовского самолюбия. Ведь Диме выпала карта уходить, а Коле — оставаться. Оставаться на верную погибель.

Но Дима лишь подарил минеру свой тяжелый взгляд.

Люди были измотаны, кто-то от недосыпа и сильного физического истощения уже путал реальность с действительностью. Кого-то взяло полное равнодушие — в котором, человек как бы и не боится уже смерти, но как раз имеет все шансы сдохнуть в первое мгновение боя именно из-за притупленного чувства самосохранения. Такое состояние есть самое опасное, что может быть на войне. Как только ты устал думать о смерти, как только от мощных психоэмоциональных и физических раздражителей истощилась твоя психика, стресс, разрушающий рассудок, начинает убивать личность. Незаметно для себя человек сходит с ума. Война делает свое главное дело — она убивает душу солдата. В такой ситуации только высокий самоконтроль может поставить завесу возможным проблемам. Или жестокая решительность командира.