Уоррен Мерфи - Крутой сюжет 1994, № 02

— Как ты знаешь, у нас есть проблемы в Нью-Йорке. Мы потеряли семерых, но не обнаружили ни одного тела. Как ты знаешь, у нас есть проблема с человеком по имени Максвелл, к которому у нас нет даже выхода.

— Разве?

— Мы приостановили деятельность в Нью-Йорке, пока не подготовим новую единицу.

— Очередное пушечное мясо.

— На этот раз нет. — Смит закрыл за собой дверь. — Мы получили разрешение, очень скользкое, но все же разрешение на использование силы. Мы получили лицензию на убийство.

Мак Клири выпрямился. Он поставил бутылку на стол.

— Давно пора. Всего пять человек. Это все, что мне надо. Сначала мы найдем этого Максвелла, а потом разберемся по всей стране.

— Это будет только один человек. Ты найдешь его за эту неделю и организуешь его подготовку за тридцать дней.

— Ты выжил из ума. — Мак Клири вскочил с подушки и заходил по комнате. — Ты выжил из своего вонючего ума, — кричал он. — Один человек?

— Да.

— Как ты на это согласился?

— Ты знаешь, что у нас никогда не было подобного человека. Наверху боятся. Но они считают, что один человек не сможет нанести большого вреда, а в случае чего его легко убрать.

— Они правы, что он не сможет нанести много вреда. Но он не сможет сделать и много хорошего. Ему не прожить долго. А что будем делать, когда его убьют?

— Найдешь другого.

— Ты знаешь, что из пятидесяти человек едва найдешь одного более-менее компетентного агента для такой работы? Одного из пятидесяти! А я должен найти только одного из одного.

— Уверен, что ты найдешь лучшего, — спокойно ответил Смит.

— Лучшего? О, он должен быть лучшим. Он должен быть жемчужиной.

— Ты должен как следует подготовить его. Твой бюджет не ограничен. Ты можешь привлечь к этому пять… шесть инструкторов.

Мак Клири плюхнулся в кресло.

— Понадобится не меньше двадцати.

— Десять.

— Одиннадцать, — настаивал Мак Клири. — Борьба, движения, замки, вооружение, окружающая среда, шифры, язык, психология. Понадобится по крайней мере одиннадцать инструкторов и шесть месяцев.

— Одиннадцать инструкторов и три месяца.

— Пять месяцев.

— Хорошо, одиннадцать инструкторов и пять месяцев, — согласился Смит. — Ты знаешь подходящего агента? Может, кто-нибудь из ЦРУ?

— Среди них нет суперменов.

— Сколько тебе понадобится времени, чтобы найти его?

— Может, я вообще не смогу найти его, — сказал Мак Клири, звеня бутылками в баре. — Убийцами не становятся, ими рождаются.

— Чепуха. Даже клерки и лавочники становились убийцами во время войны.

— Они не становились убийцами, Смит. Они только узнавали, что были убийцами. Они такими родились. Раньше они не знали этого потому, что не носили оружия. Иногда лучшие из них испытывают неприязнь к насилию. Они избегают его. В своих сердцах они знают, кто они, как знает алкоголик, держа в руках бутылку. Он знает, что будет, если он выпьет. То же самое с убийством.

Мак Клири растянулся на кушетке и начал открывать новую бутылку. Он махнул ею Смиту, как будто хотел успокоить его.

— Ладно, я постараюсь.

На следующее утро Смит запивал третью таблетку аспирина, когда в кабинет вошел Мак Клири, Он подошел к окну и посмотрел наружу.

— Что ты хочешь? — проворчал Смит.

— Кажется, я найду нашего человека.

— Кто он? Чем занимается?

— Я не знаю. Я видел его только раз во Вьетнаме.

— Найди его, — сказал Смит. — И убирайся отсюда, — добавил он, бросая в рот очередную таблетку аспирина. Он небрежно бросил вслед Мак Клири, который направился к двери: — Да, кстати. Наверху хотят еще кое-что от нашего человека. Он не должен существовать.

Усмешка Мак Клири превратилась в удивление.

— Он не должен существовать, — повторил Смит. — Он не должен оставлять следов. Он не должен существовать, как не существует его работа, как не существует наша организация.

Он поднял глаза.

— Есть вопросы?

Мак Клири хотел сказать что-то, но передумал, развернулся и вышел из кабинета.

На это ушло четыре месяца. И теперь у «Кью» был человек, который не существовал. Он умер на электрическом стуле.

Первое, что увидел Ремо Уильямс, было ухмыляющееся лицо монаха, которое смотрело на него. Над лицом горел яркий белый свет. Ремо заморгал. Лицо осталось на месте и по-прежнему ухмылялось..

— Похоже, наш малыш проснулся, — сказало лицо монаха.

Ремо застонал. Его тело онемело, словно он проспал тысячу лет. Его запястья и лодыжки пылали от боли там, где электрические зажимы обожгли плоть. Во рту пересохло, язык стал словно губка. Тошнота поднималась из живота и окутывала мозг. Ему казалось, что его голова была прибита к столу, и он только что вырвал часть черепа. Он медленно повернул голову в первоначальное положение. Что-то кричало в его мозгу. Виски готовы были взорваться.

Бум. Бум. Бум. Он закрыл глаза и застонал. Он дышал. Он был жив.

— Мы дадим ему успокаивающее, чтобы ослабить эффект, — раздался голос. — Он будет как новенький через несколько дней.

— А если без успокаивающего? — спросил монах.

— Через пять-шесть часов. Но тогда у него будет агония. С успокаивающим он сможет…

— Никакого успокаивающего.

Сильная боль терзала его голову, словно острыми когтями. Гремели барабаны. Бум. Бум. Бум. Казалось, это продолжалось годы. Но сиделка сказала ему, что прошло всего шесть часов, как он пришел в сознание. Его дыхание было спокойным. В руках и ногах он чувствовал тепло. Боль в висках, запястьях и лодыжках стала тупой. Он лежал на мягкой кровати в белой комнате. Полуденное солнце светило через большое окно справа. Снаружи легкий бриз качал деревья с желто-красной осенней листвой. Ремо был голоден. Он был жив, и он был голоден.

Он потер свои запястья, повернулся к неподвижной сиделке, сидящей на стуле в ногах кровати, и сказал:

— Я могу поесть?

— Только через сорок пять минут.

Сиделке было около сорока с небольшим лет. Ее лицо было грубым, словно вырезанным из камня. На ее почти мужских руках не было обручального кольца. Ее ноги, согнутые в коленях, могли принадлежать шестидесятилетней.

Ремо застегнул свою белую пижаму и сел на кровати. Он пошевелил плечами. Это была обычная больничная палата с кроватью, сиделкой, тумбочкой и окном. Только на сиделке не было шапочки с названием госпиталя, а второе стекло в окне было испещрено стальными прожилками. Он протянул правую руку за спину и задрал пижаму через голову. На ней не было никаких надписей. Он снова лег в постель и стал ждать еды. Он закрыл глаза. Как хорошо быть живым. Быть живым, слышать, дышать, чувствовать, видеть. В жизни была только одна цель: жить.

Его разбудил шум голосов. В палате находились монах с крюком вместо руки, сиделка и два доктора.