Сергей Самаров - Крупная бойня

Владимир Климкин шел быстрее, чем я думал. Тамара у меня умница — сумела завести молодого парня и заставить его торопиться!

Пришлось поторопиться и мне. При этом, сильно сутулясь, как вообще по жизни никогда себе не позволяю, я шагал, широко расставив ноги, как ходят иногда сильно пьяные, которым сложно удержать равновесие. Но, видимо, все-таки просчитался, так как до зарослей сирени, с двух сторон огораживающих тротуар, дошел раньше Владимира. Остановившись, стал шарить по своим карманам, якобы что-то выискивая, и периферийным зрением отметил, что Климкин приближается ко мне достаточно быстро. Только тогда я посмотрел на него и пьяным жестом поднял обе руки, останавливая прохожего. Он остановился. Запаха пьяного человека от меня, естественно, не было. Но тут я вынужден был положиться на его сломанный нос, который должен был бы и обоняние потерять. При переломе носа обычно страдает и обонятельный эпителий, хотя это вовсе и не обязательное условие…

— Чего тебе, дед? — брезгливо спросил Владимир, и я понял, что он не узнал меня, которого видел только один раз, да и то в течение нескольких минут. Парень он, видимо, был непьющий и общаться с пьяными не любил, о чем сразу говорила его интонация.

— Проводи меня, внучок, до дома, а то сам, боюсь, не дойду…

— Некогда. Я на свидание опаздываю! — Он хотел было сорваться и уйти, но я цепко ухватил его за рукав и упрямо остановил.

— Чего еще? — Сильные пальцы вцепились мне в кисть, убирая ее. Но моя кисть оказалась тоже не слабой и не убралась. — Чего тебе надо, дед?

Он посмотрел на мою кисть и в полумраке, видимо, оценил татуировки на моих пальцах. Три лучистых перстня показывали на немалый срок, проведенный за колючей проволокой. Кто знает в этом толк, может оценить.

— Я вот чего, внучок… Трубку, похоже, на работе оставил. Дай старухе позвоню, чтобы вышла встретить. А то сам боюсь не дойти, ноги у меня больные.

— Пить надо меньше, тогда и ноги болеть не будут, — нравоучительно произнес Климкин и снова попытался вырвать рукав из моей руки, но я держал его крепко. — Отпусти, а то в рожу дам!..

— Ты — мне! — хохотнул я совсем пьяно. — Я же говорю, у меня ноги больные. А руки у меня еще рабочие. Я троих таких, как ты, сопляков в бараний рог скручу.

Летящий мне в лицо кулак я увидел мгновенно и без проблем поднырнул под него. Мне стоило сделать только полшажка, чтобы оказаться у Владимира за спиной и совершить удушающий захват за горло. Но я легко просчитал, что он в состоянии сделать то же самое, поскольку парень занимался боевым самбо и хорошо умел бороться. Он бы просто сделал захват за мой рукав, не позволяя плотно обхватывать горло, и резким движением совершил бы бросок через плечо, уронив меня на спину и ударив копчиком об асфальт. Мне такое развитие событий совсем не улыбалось, и я сделал шаг назад, значительно разорвав дистанцию. И тут же выполнил комбинацию, достаточно известную, но по какой-то причине редко применяемую. Прославленный советский боксер Валерий Попенченко проиграл в первой встрече командного Кубка Европы поляку Тадеушу Валасеку и с ним же встретился в полуфинале Олимпиады в Токио. Там Попенченко с демонстративным размахом ударил Валасека длинным правым прямым ударом, понимая, что до головы противника не дотянется. Валасек сделал интуитивное движение, подставив под удар обе свои руки в качестве блока. Попенченко же свою правую руку не убрал, чуть придержав две руки противника, а сам при правом ударе сильно развернул корпус по отношению к ногам в противоположную сторону. И из этой позиции, пружиня всем телом, нанес на скачке мощный свинг [17] Свинг — размашистый и амплитудный мощный боковой удар в боксе, при нанесении которого в удар вкладывается вес всего тела. слева. Валасек тогда не смог подняться на ноги до окончания отсчета. Я попытался сделать то же самое, что и Попенченко в Токио. Ударил длинным прямым точно в челюсть Владимиру. Причем ударил зряче. Я вообще, когда еще обучал солдат разведроты рукопашному бою, всегда заострял внимание на том, что каждый удар доложен быть зрячим. Человек, который закрывает глаза, когда бьет, сам не ведает, что творит, и никогда не сможет стать настоящим бойцом. При этом рекомендовал солдатам, если у них не получается контролировать глаза, когда они закрываются сами собой, задирать ближе ко лбу брови. Обычно это помогает.

Климкин рухнул, как бык под ударом электрического тока.

Он лежал, раскинув руки и не шевелясь. Мне показалось, что он даже не дышал. Я наклонился и приложил пальцы к сонной артерии. Пульсация чувствовалась. Климкин был жив. После чего я ощупал челюсть в месте, куда пришелся мой кулак. Там даже в полумраке вечерней улицы отчетливо просматривался синий кровоподтек. И палец явственно ощутил пролом. Значит, удар удался. Челюсть сломалась со смещением кости, и, как обычно бывает в таких случаях, перелом произошел оскольчатый, то есть осколки ушли в мягкие ткани мышц. В медицине это называется, если мне память не изменяет, mandibula. Ситуация требует оперативного вмешательства, и лечение займет не менее двух месяцев. Короче говоря, я надолго вывел его из строя. Даже разговаривать он сможет теперь не скоро…

Я ощупал карманы парня, нашел трубку сотового телефона и вызвал «Скорую помощь». Сказал, что молодой человек лежит на асфальте без сознания. Спиртным от него не пахнет. Видимо, упал и ударился головой. Или кто-то его ударил, потому что на челюсти справа виден кровоподтек. Мне сказали, что бригада сейчас выезжает. Попросили повторить адрес и дождаться приезда машины.

— Жду, — пообещал я, отключился от разговора и вытер полой куртки отпечатки пальцев с трубки.

В это время Владимир, видимо, пришел в сознание, увидел у меня в руках свою трубку и посчитал, что я его граблю. Из лежачего положения он ударил меня ногами по ногам весьма даже болезненно, знал, видимо, как и куда бить. Я даже вынужден был припасть на колено, и он тут же, с громким стоном от напряжения, схватил меня за куртку и потянул на себя, пытаясь прижать к себе и не позволять мне наносить удары. Я не знал, где находится станция «Скорой помощи» и как скоро они приедут, но валяться и бороться с этим парнем не собирался. Сунув руку в карман, я выхватил кастет и резко и коротко ударил Климкина по голове выше виска — от удара в эту область черепа поражается часть мозга, ответственная за координацию тела в пространстве… Руки его сразу обмякли, отпустили меня, и Владимир вторично потерял сознание. А кровь, что стекала на лоб и щеку, ничего не значила, череп я не проломил — намеренно бил под острым углом и только рассек кожу на голове.

Не дожидаясь, когда сознание снова к нему вернется, я бросил ему на грудь его трубку, поднялся, отряхнул колени и направился к своей машине. Быстро завел двигатель, и она тут же тронулась с места. В момент, когда я поворачивал на главную улицу вслед за троллейбусом, из-за которого пришлось сбросить скорость до минимума, с главной дороги свернула «Газель» «Скорой» с включенным проблесковым маячком и сиреной. Врачи спешили на мой вызов. Я мысленно пожелал Володе Климкину больше никому не подставлять свою голову под кулак. И никогда не связываться со спецназом военной разведки, даже с пенсионерами.