Николай Коротеев - Преследование

Только после этого из-за угла появилась полная девушка с отцовским носом-пуговкой. У пояса ее висело четыре утки. Она, потупив взгляд, кивнула нам и, не останавливаясь, прошла в дом.

— А какой у вас скот? — спросил дядя Иван, забрав бороду в кулак. — Кого пасти собираетесь?

— Скот разный. Коровы, овцы, конечно, козы…

— Коровам тут зимой делать нечего, — усмехнулся в бороду охотник. — Подохнут от бескормицы. Высохший на корню курек не еда для молочного скота… А курека-то вон сколько, — дядя Иван кивнул в сторону закраины болота, где на огромном пространстве расстилались прекрасные пастбища для тысячных отар. — Только волков полно. Много овец задерут.

— Тут, пожалуй, не только хищников много…

— Есть… Сайгаки, кабаны. Дичь разная.

Видел дядя Иван, что промерзли мы оба до мозга костей, но в дом приглашать не спешил. Ждал ли — сами попросимся, другие ли мысли его одолевали, не знаю.

— Да… Непохоже, что вы по карточкам еду получаете. — хлюпнув носом, проговорил Вася Кабаргин.

— Мы их и не видели… На фронте как?

— Вышибли немца из Киева. В Крым наши войска прорвались, — словно отчитался я. Раз мы из Гуляевки, то обязаны знать последние новости.

Вероятно, уверившись, что мы не шастали по болотам и действительно знаем положение на фронте, дядя Иван сказал:

— Добро, хоть я это уже слышал недавно…

«Конечно, — подумал я, — был у вас уполномоченный, щеголь — старший лейтенант…»

— Жена моя, — сказал бородач, представив громоздкую женщину, которая, выйдя из коптильни, тихо подошла к нам. — Надей зовут.

Надя протянула нам руку лодочкой Постаралась улыбнуться.

Из камыша с правой стороны поляны выскочили две собаки, бросились было к нам, но резкий посвист остановил их. Псы легли, положив морды на лапы и глядя на нас. Следом вышла стройная красавица с двумя ружьями за плечами У ее пояса висело четыре фазана и шесть уток. Увидев нас, она сбросила ружья с плечей и, перехватив за цевье, положила указательные пальцы на спусковые крючки. Это движение было быстрым, привычным до непроизвольности.

«Ого, как насторожена красавица, — подумал я. — Неспроста!» А вслух поинтересовался:

— Вы с обеих рук стреляете?

— С двух… — смутилась девушка.

— Это наша вторая дочь — Нина, — сказал дядя Иван с гордостью. — Главная в доме… После меня. Охотница, каких свет не видывал. Зина-то, старшая, что первой пришла, та бьет из ружья вроде поневоле. А эту и хлебом не корми…

Присмотрелся я к ружьям красавицы. Действительно немецкие. Очень дорогие — «зауэр — три кольца» и «золинген». В идеальном порядке. Не ружья — мечта. Кинув в ларь добычу, красавица перехватила мой взгляд: не вдруг мне, заядлому охотнику, удалось отвести глаза от таких ружей.

— Что ж вы, отец, добрых гостей на морозе держите? — сдерживая гордую улыбку, сказала любимица дяди Ивана.

— Заговорились, заговорились, доченька, — как бы извиняясь, проворковал дядя Иван.

Я подумал, что оговорка отца «главная в доме… после меня» значит, пожалуй, меньше, чем следовало предположить.

И снова дядя Иван бросил вопрос «с наживкой»:

— Чем бы это вас угостить? Сайгак вареный и копченый, кабанятина есть… Сало-то вы кушаете? А?

— Едим, и сало едим, — улыбнулся я. — Было бы сало.

— Вот и хорошо… Вот и хорошо… Ты уж обеспокойся, Надюша.

Нина поторопила нас:

— Заходите, заходите! Разберемся в тепле.

— Идем, идем… — Глаза дяди Ивана искрились лаской при взгляде на любимицу.

Мы прошли в дом, сняли пальто, которые почти приросли к мам. Оружие, патроны и гранаты мы с Васей еще в тугаях попрятали в вещевые мешки, так что теперь выглядели вполне цивильными — гуртоправом и бухгалтером. Едва мы вошли, как самая младшенькая вдруг заплакала, и за ней еще двое в голос.

Подтолкнул меня Вася локтем в бок: неспроста, мол.

Еле успокоила малышек мама Надя.

Хозяйка с дочками устроились обедать на кухне, за перегородкой.

Стол, накрытый в парадной чистой горнице, подивил нас: мясо вареное и жареное, рыба копченая, сахар, свежий хлеб. Не помнил я такого с довоенных времен. В городах очень трудно было с едой, а тут, конечно, сами добытчики.

Перехватив наш удивленный перегляд, дядя Иван пояснил, усаживаясь за стол и разглаживая пышную бороду:

— Мы ни в чем не нуждаемся. Каждый сентябрь к нам из конторы «Заготживсырье» чуть не обоз приезжает. Забирает нашу продукцию — шкуры, мясо, рыбу, а нам все заказанное привозят — муку, продукты, керосин сразу на весь год.

«Если и были здесь бандиты, то запаслись продовольствием надолго… — подумал я. — А по столу непохоже, что обобрали склад дяди Ивана начисто. И то — ведь чуть не целый обоз приходит к ним в сентябре».

— Диковато, наверное, год целый никого не видеть? — спросил Кабаргин. Небольшого роста, он совсем потерялся за столом рядом с кряжистым хозяином и мною, долговязым.

— Диковато? Нет. А по пути, бывает, чабан заглянет, охотник. Диковато вам, городским, с непривычки. А я тут с двадцать второго года живу. Сам-то сибиряк. Отца в Омске колчаковцы расстреляли. Жил в Верном, Алма-Ате, значит. Потом сюда перебрались.

— Да и мы не городские, — заметил Вася.

Говорить с дядей Иваном требовалось осторожно. Вон как он исподтишка «горожан» подсунул. Заметил Вася, молодец.

— Вот седлышко сайгака с почками, — начал потчевать хозяин, когда мы немного притомились. — С перчиком, с перчиком надо… Печенка фазанья с жареным луком — ух, хороша!

— Страшно вам, поди, — тянул свою линию Вася. — Десятеро — дочери да жена, а вы один.

— Привыкли… Вон у меня собак сколько… — Дядя Иван отложил вилку. — Волки одного лая боятся.

— А двуногие? — спросил Вася.

— А что двуногие? Оружия у нас много… И собаки… Чаю не желаете? Надя, — позвал дядя Иван жену. — Чайку бы нам…

— Где же дочери учились? — я перевел разговор на безобидную тему.

— Хотели школу такую — ан… интернат, кажись, в Гуляевке открыть. Да война… Читать там, считать я их по календарю учу. Ну писать там, имя свое они умеют…

— И не скучно вам?

— Некогда скучать-то. Сегодня неходовой день был. Дичи почти не видели. Опять же ондатровые да лисьи капканы обойти надо. Рыбные снасти. То сайгака, то кабана и притащить, и разделать, и покоптить, и посолить надо. Дел на весь день! «Заготживсырье» нам ни задаром, ни в кредит ничего не дает Сами знаете. Расценки же невысоки… Посудите… — И дядя Иван ударился в такую глубокую бухгалтерию, что Вася мой, «бухгалтер», совсем приуныл. Поддакивал я, поддакивал, сколько мог, ровным счетом ничего не понимая ни в расценках, ни в оценках. Одно становилось понятно: не разговорить нам дядю Ивана за столом. Может, в тугаях, на охоте, проговорится? В доме — один человек, на охоте — другой. Да и не обязательно бандитам сюда, на хутор, приходить. Можно и в тугаях повстречаться. Дядя Иван мог и туда им снести все, что потребовали.