Александр Тамоников - Последняя тайна рейха

— Какого самолета? — спросил Олег.

— Не ошибетесь, там нет другого. — Барон нахмурился, он не любил, когда его перебивали. — Вы отвечаете за безопасность доставки. Ничего нельзя ронять, переворачивать и бросать. Погрузите в самолет и возвращайтесь. Укладывайте плотно и закрепляйте, чтобы ничего там не разъезжалось. По возвращении доложите!

— Слушаюсь, господин барон. Позволите вопрос? Машина была не заполнена, не думаю, что в мое отсутствие ее забили до верха. Я точно должен делать это прямо сейчас?

— Да, главное не количество. — В глазах барона что-то мелькнуло. — Других поездок на аэродром сегодня не планируем, очередную партию надо тщательно подготовить. Выполняйте!

— Слушаюсь! — Он вскинул подбородок, заспешил выполнять приказ, добежал до лестницы, не удержался и обернулся.

Барон не шел за ним. Чуть помедлив, он отправился в противоположную сторону, к выставочным залам и опустошенной библиотеке.

Олег в одиночестве спускался по лестнице, приводя мысли в порядок.

«Не слишком ли барон доверяет человеку, которого еще вчера подозревал в работе на советскую контрразведку? И кто за кем обязан следить — я за ненадежными полицейскими или они за мной? Что и ради чего я смогу сделать по дороге на аэродром?

Почему так разоткровенничалась Матильда Фогель? Уселась на любимого конька? Но разве она сообщила мне что-то важное? Всякие страсти Христовы, полная мистическая и религиозная бредятина, не достойная внимания человека с передовым, материалистическим мышлением.

Пусть фашисты занимаются чем угодно, ищут так называемые священные реликвии, штудируют магические талмуды, проводят колдовские ритуалы, танцуют на костях своих предков. Все равно они проиграли, иначе и быть не могло! Пусть барон откопает хоть десять Граалей. Это не поможет ни ему, ни рейху, отбросившему копыта».

Полицейские курили там же, где он их оставил, и равнодушно смотрели на пару запертых и опломбированных ящиков, лежащих под бортом машины. Это было все, что солдаты доставили к погрузке в его отсутствие.

— И что стоим, мысли ценные рожаем, господа полицейские? — гаркнул Олег. — Карабины за спины, дружно взяли ящики и положили в машину! Не дай бог вам что-нибудь ударить или перевернуть! Помните, с этим грузом надо как с женщиной обращаться, если вы не хотите ей, конечно, горло перерезать.

Полицейские посмеивались, забрасывая карабины за спину. Действительно, когда они в последний раз ухаживали за женщинами, которым впоследствии не перерезали бы горло?

Олег перехватил какой-то странный, тяжеловатый взгляд Стахнюка. Тот быстро отвел глаза. Вроде все нормально, но осадок остался.

Полицейские сноровисто погрузили ящики в кузов. При этом они перебрасывались шуточками. Мол, золото грузим, может, приберем себе в качестве компенсации? Вот только куда с ним денешься? Стоять на дороге, попутные машины ловить? Олег лениво их осаживал. Дескать, разговорчики, господа последние защитники рейха! Договоритесь у меня когда-нибудь! Он забрался в кузов последним, хмуро наблюдал, как из беседки выходит, что-то дожевывая, водитель, забирается в кабину.

Потанин смотрел по сторонам, запоминал каждый метр этой проклятой дороги. Стахнюк снова подозрительно косился на него, старательно прятал глаза. Да пошел он к дьяволу!

Олегу удалось спровадить в окрестные леса не всех эсэсовцев, а только тех, которые имели под задницами мотоциклы. Охраны вокруг хватало, опытной, квалифицированной, с характерными молниями в петлицах. Эсэсовцы стояли на КПП. Дорогу перекрывали посты, как стационарные, так и передвижной с вполне пригодным бронетранспортером.

Трасса погружалась в низину. На обочинах стеной стояли кустарники и низкорослые деревья. Между постами двести метров. Самовольничать тут не удастся.

Да и что он мог сделать, даже перестреляв эту четверку, заодно водителя и унтер-офицера, сидящего с ним рядом? Это при условии, что у него нет никакого оружия! Не нужны ему эти чертовы ящики. Майору контрразведки СМЕРШ требовался барон, сидящий за решеткой в изоляторе НКГБ.

В голове Олега снова тихонечко шевелились предательские мысли насчет того, что задание выполнить невозможно, по крайней мере в означенных рамках. Однако он старался не давать им воли.

Оборвались кусты. Основная дорога взбиралась на холм, водитель свернул с нее влево. Потянулись заборы заброшенного концлагеря. Сквозь дыры в них виднелись бараки. Одна из караульных вышек оказалась обитаемой. Там мерцал пулеметчик с «косторезом» на треноге. Втройне мило.

Концлагерь остался в стороне, машина въезжала на летное поле. Потянулись дощатые строения за железной изгородью, пустое кирпичное здание с выбитыми окнами. Но объект отчасти функционировал, работал контрольно-пропускной пункт.

Потанин перегнулся через борт, показал бумагу, выданную бароном. Солдат старательно все прочел, важно кивнул. Здесь шуток не понимали, все было серьезно.

Единственный на поле самолет стоял неподалеку, под навесом из маскировочной сетки. Не пришло еще время выводить его на взлетную полосу. Рядом с ним приткнулись топливозаправщик и пустой грузовик.

Охраны на поле хватало. Не меньше десяти эсэсовцев, вооруженных до зубов, прохаживались вокруг самолета, наблюдали за машиной, прибывшей на аэродром.

Водитель тут был не впервые. Он развернулся, подъехал задом к единственной двери, расположенной за левым крылом самолета. Двое техников в черных комбинезонах подтащили лестничный трап, установили под проемом.

Олег первым спрыгнул на землю и скомандовал:

— Двое к машине, двое в кузове! Вытаскивайте эти ящики и несите осторожно, как маму родную!

Самолет был явно не из последних разработок, самый обычный трехмоторный военно-транспортный «Юнкерс Ю-52», окрашенный в скучный серо-зеленый цвет. Немцы всю войну использовали его в качестве надежной рабочей лошадки. Увесистая нашлепка с пропеллером на носу делала машину узнаваемой и какой-то нелепой. В Испании ее называли «Индюшкой», в Германии — «Тетушкой Ю». Обычный средний самолет, не большой, не маленький. Девятнадцать метров в длину, размах крыльев — порядка тридцати. Подобных летательных аппаратов за годы войны фирма «Юнкерс» наштамповала порядка пяти тысяч. Характерный фюзеляж из гофрированного металла, экипаж — два или три человека; крейсерская скорость — всего лишь 250 километров в час. Самолет брал на борт 18 пассажиров и полторы тонны груза.

«Как-то маловато, — машинально подметил Олег. — Или сойдет, если из замка увозится лишь самое ценное? И зачем брать с собой восемнадцать человек? Достаточно взять десять, и тогда можно еще добавить барахла».