Виталий Донцов - Интерполицейский [СИ]

Я — русский офицер. Я — защитник слабых. Я ангел возмездия злу! Я русский офицер, это мы всегда и всех! А если нас — кровь за кровь, око за око! Надо подняться!

— Где ты, американец? — мои глаза были почти слепы. Но туманные тени колышутся, в ушах стоят обезьяньи вопли — значит, чувства мне еще не отказывают. Черт, темно, как в аду! Хотя откуда я могу знать, как в аду со светом? Но не вижу почти ни хрена…

— Иди сюда! — смутный, сотрясающийся в горловом хохоте силуэт. Думаешь, со мной покончено? Думаешь, нет больше Беркутова?

Хрен тебе в зубы.

Ног словно нет. Но знал, что встаю. Задницей чуял. Руки как плети, но я их все равно поднял к груди, и сжал кулаки.

— Ко мне, падаль!.. — выдрал из голосовых связок почти шепот. Но он услышал.

— Хочешь еще? Давай…

Сержант шел ко мне. Уверен в себе, крутой, все себе позволяющий, умник, каких свет не видел, но элементарно не понимающий, что у кого-то может быть иная точка зрения и собственная воля. Не сознающий, что переходить грань не позволено даже ему.

— А-А-А-А!!! — исторгнув нечеловеческий рев, кидаю тело, управляемое не лучше, чем воздушный шарик, вперед, как бык на тореадора. Черная муть в глазах наливается темно-бордовым. Как бы и вовсе не ослепнуть.

Отчаянно взмываю в воздух.

Не доводите нас до отчаяния. Никогда.

Бью в «точку смерти», чуть ниже грудины. Словно о бетонную плиту. Но враг пошатнулся. Значит, не киборг. Его лицо искривляет гримаса боли. И такое удивление на лице, словно он впервые чувствует боль. Он больше не смеется. И внимательно заглядывает в мои глаза, будто читая в них нечто, поразившее его до глубины души. Если у него есть душа.

А мне нужно отбросить все принципы, если я хочу выжить. Потому что Немалер понял, что этот бой закончиться только со смертью одного из нас. Он обрушил на меня град убийственных ударов, не взирая на окрики Лайона. Сержанту тоже хотелось жить.

Я уклонился, взяв все на предплечья и корпус… а может, это меня просто пошатнуло от изнеможения.

Я ловил момент.

И он раскрылся. Сложная комбинация ударов, направленная на добивание беспомощного противника. Я нырнул под ногу, ткнув большим пальцем в нервный ствол, идущий в слое каменных мускулов. Нога безвольно повисла. Я словно пробил одну брешь в защите сержанта, и вся стена пошла рушиться. Разбросал бревна его рук, и долго, целый миг, глядел в глаза ему, пытающемуся сохранить равновесие на одной ноге, чтобы он смог прочесть, что его ждет. Он понимал, но молчал — ему нечего сказать.

И тогда я наотмашь бью «лапой тигра» по его незащищенному горлу.

Противно — скользко, тепло, мокро, клочья плоти мерзко прилипают к пальцам. Я брезгливо встряхнул ладонью, и мелкие брызги полетели в лица тех, кто со всех ног бежал ко мне.

Немалер с нелепо задранным подбородком медленно опускался на колени. Его руки все так же были разведены в стороны, словно он собрался взлететь в небо.

Нет, это затем, чтобы планировать в ад. И в его мучительно умирающих глазах огненной стеной вставала заслуженная геенна.

Возможно, я тоже обречен спуститься вслед за тобой, я не безгрешен. Но, сержант, передай, что я подзадержусь.

— Лайон!!! Ты слышишь?! Я убью тебя так же! ТЫ мой! — я против воли, под влиянием прущей из меня звериной радости, исторг победный животный вопль, заставляя в ужасе застывать все больше похожих на крикливых обезьян зрителей. Одни обезьяны лесные, другие пустынные — а разницы никакой. Только бы кинуть палкой в споткнувшегося, только б отобрать у слабого его пищу, только бы визгливо кричать, утверждая свою ничтожность.

Но тут на меня навалились со всех сторон, зажали, связали и бросили себе под ноги. Ничего, теперь я все равно сильнее всех! Это мое время. Нужно только немного подождать…

— Беркутов, ты псих, — слышу изумленный шепот над ухом. — Ты определенно сошел с ума!

— Джек, твоими мольбами, — ответил я. Напор диких инстинктов и чувств ослабевал, оставляя после себя изнуряющую опустошенность. Я снова ощущал себя умирающим. Болело все, что могло болеть, что не могло — болело тоже. К счастью, переломов скорее всего не было, хотя трещины в ребрах гарантированны. Но столько раз целоваться с кирпичной стеной — еще не то почувствуешь…

— Алекс. — тихий, дрожащий, срывающийся голос Алессандры. Забавно, таких интонаций я от нее не ожидал. Что-то будет… и возможно, я не буду против.

— Что с ним? — голос Лайона, обеспокоенного состоянием своей лучшей боевой машины.

— Уже ничего, — холодный, но наполненный внутренним ужасом голос — если он смог сотворить это с Немалером, то чтобы он сделал со мной?

— Жаль, — в словах Лайона было не больше эмоций, как если бы умерла его любимая, но неизбежно больная лошадь. — В лаборатории расстроятся.

И на фоне этого — легкий, почти неуловимый поцелуй. Прохладный, словно лесной ветер, сладкий, будто ягода. Обещающий, но может… все может быть.

Черт, ну и денек выдался.

— Поднимите его на ноги, — и я, закованный в наручники с длинной цепочкой, выпрямился с чужой помощью.

— Да, подполковник, честно, не ожидал подобного печального исхода, — протянул шпион. — Немалер ведь не простой солдат. Он с детства прошел целый ряд специальных процедур по повышению боевых качеств, у него был снижен болевой порог и чрезвычайно развита живучесть организма. Ты совершил то, что считалось практически невозможным. И тем опаснее ты для меня становишься, — он приказал стоящим за моей спиной солдатам. — В мою комнату его. Придется таки сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— Дон Ларинча! Дон Ларинча!

Я с великим трудом повернул чугунную голову на крик, почти одновременно с моими провожатыми.

Спотыкаясь, по выложенной камнем дорожке, бежал совсем мальчишка еще, лет пятнадцати. Но уже с пистолетом за поясом и волчьим блеском в глазах, не понявших грань между добром и злом, и уже вряд ли когда они сумеют ее понять.

Подросток подбежал к хозяину, и что-то в пулеметном темпе защебетал по-испански. Я не понял ни слова, мои конвоиры тоже, но Лайон нахмурился, и я понял, что что-то пошло не так. Он быстрым шагом двинулся к эквадорцу и придвинувшемуся к нему шейху со свитой, на ходу отдав указание:

— Отведите Беркутова без меня. Я скоро буду. Живо! — он неожиданно зло зашипел в конце фразы.

Очень быстро, в соответствии с приказом, меня поволокли обратно. Я успел еще увидеть, что Алессандру, тоже закованную в кандалы, аккуратно повели следом на за нами. Но потом она и сопровождавшие ее «серые береты» исчезли в боковом ответвлении осевого коридора. А я вспоминал ее перепуганное красивое лицо, обрамленное сбившимися вьющимися волосами, и думал — а не померещился ли мне в послебоевом бреду тот мимолетный поцелуй? Может, мое измученное сознание сыграло со мной злую шутку, и я захотел чтоб меня, как рыцаря из древних романов, одарила лаской прекрасная принцесса, или дама сердца, или как они там еще зовутся в рыцарских романах? А вдруг это все — и слова, и то, что было потом — просто мираж?