Сергей Зверев - Этому в школе не учат

«Немцы любят бомбить корабли и поезда с красными крестами».

А сынуля Левка все на Северном флоте — уже главстаршина. Младший — Витюшка, у деда с бабкой в Сибири, хоть за него душа спокойна!

Отец мой — человек набожный. А меня воспитывали комсомол и партия убежденным атеистом. И вот сейчас, в пустой квартире, мне хотелось молиться Богу и посылать ему одну, но такую всеобъемлющую, заключающую в себе целый мир — мой мир — просьбу: «Боже, пускай они вернутся живыми!»

Дом давил меня одиночеством и страхом за родных. И еще тем, что где-то идут грандиозные битвы, в которых участвуют мои родные. А я в стороне. Изучаю и расписываю исполнителям шифрованные донесения. Делаю обобщенные справки. И инструктирую в специальной школе на Ленинградском проспекте разведчиков, идущих на зафронтовую работу.

— Что, тяжко в Москве? — уловив мое состояние, спросил как-то утром после летучки Вересов.

— Ощущаю биение войны. Но не вижу ее, — усмехнулся я. — Так недолго и тыловой крысой стать.

— Нет, это тебе не грозит… Железная дорога.

— Что «железная дорога»?

— Немцы будто с цепи сорвались. Бросают в пекло одну за другой разведывательные группы. Им во что бы то ни стало нужно получить достоверную информацию о перемещениях наших резервов и концентрации войск. Они ведут сейчас мощные наступательные операции и должны знать все о тех, кто им противостоит. А еще замучили диверсии. Вон, смотри. — Он извлек из сейфа и бросил на стол справку с грифом «совершенно секретно».

В общих чертах я и сам знал, что там написано. Резко возросло количество диверсий и разведмероприятий противника на железнодорожном транспорте.

— Приказ руководства Наркомата: сотрудников центрального аппарата направить для организации совместно с войсками тыла НКВД, местными органами внутренних дел мероприятий по пресечению разведывательно-диверсионной деятельности на железнодорожных коммуникациях. Готовься, — уведомил Вересов.

— Наконец-то.

— Права у тебя большие. Командировочное предписание и копию приказа с соответствующими полномочиями получишь в секретариате.

— Ясно.

— Завтра отбываешь на запад, комсомолец Лукьянов. И сделай этим абверовским шавкам тройной мундипополь с пердимоноколем, бычий хрен им в ухо!

— О, загнул! Уважаю…

Так началось мое путешествие по сортировочным, товарным, пассажирским станциям и вокзалам, по транспортным узлам. Это не ад фронта, а лишь его преддверие. Массы людей и техники, текущие в самое пекло войны.

Проанализировав способы и методы действий противника, я составил соответствующую инструкцию по противодействию, направил по прифронтовым районам и армейским частям. Там был пункт: уделять особое внимание группам военнослужащих с увесистыми ранцами. В них обычно переносили рации или взрывные устройства, корежащие шпалы и сносящие паровозы с полотна.

И уже через два дня был результат.

Станция Кленовая Топь. Как раз перед моим приездом начальник местного Особого отдела получил наши инструкции и ориентировки. И надо же — увидел группу из командира и пятерых красноармейцев. По документам это оказалась трофейная команда по поиску нового немецкого оружия, которой все должны оказывать всяческое содействие. И еще у них были увесистые ранцы. Попытка намекнуть на досмотр была воспринята напряженно. Документы у них были по виду подлинные. Вот только литера не проставлена. А их ставили раз в две недели для выявления чужаков. У кого ее нет — тот шпион. Все сошлось.

Враги выглядели парнями тертыми, при этом хорошо вооруженными. Как взять их без шума и пыли? Особист, проявив радушное гостеприимство, разместил их в землянках танкового полка. Правда, заранее проинструктированный старшина роты пустить туда гостей отказался, пока те не пройдут санобработку в бане.

Диверсанты, вынужденные играть свою роль, пошли в баню. Правда, выставили часового. Ему боец приданного особистам взвода дал кулаком по голове и успокоил. А потом повязали в бане и всю группу. В ранцах была взрывчатка.

— Ну и устроил ты им банный день! — восхитился я.

— Баня — это русское секретное оружие! — хмыкнул особист. — А сами как насчет баньки?

— Не, у меня нет ни времени, ни тротила в мешке…

И опять — поезда. Бесконечные потоки техники. Перестук колес. Раскисшие от дождя грунтовые дороги. Война.

Только что кончился дождь, который не переставая шел трое суток. Я прибыл на станцию Железянская. Она была определена мной заранее как возможный объект интереса противника.

Особый отдел местного гарнизона располагался в деревянном особняке с мезонином в центре города, под крышей которого еще висела покосившаяся вывеска «Рыбмясоснаб».

Начальник Особого отдела гарнизона, хмурый, с красными от недосыпания глазами лейтенант госбезопасности Алибеков обрадовал меня:

— Рация вражья у нас работает.

— Кто сказал?

— Отдел радиоконтроля областного управления НКВД определил. Но локализовать не смогли. Выходят с разных точек. Три выхода точно было.

— Когда был первый выход?

— Неделю назад. Но радиоконтроль только позавчера определил четко, что передача идет из наших окрестностей.

— Представляешь, сколько за неделю они тут разнюхать могли!

— Представляю. Докладывал наверх. Работаем.

Он затравленно и зло посмотрел на меня — мол, гусь московский, весь такой чисто выбритый и отутюженный. По тылам всю войну ошивался и фронта не нюхал, а все туда же — учить лезет.

— Ты в курсе, что через несколько дней начинается наращивание группировки на этом направлении? — поинтересовался я.

— Нет.

— Ожидается. И до этого времени радиоточку надо снять.

— Но как?

— Снимем…

Группа Кургана уже больше недели собирала информацию по Железянскому транспортному узлу и передавала в «Сатурн». Там ее оценили чрезвычайно высоко. И рекомендовали до особого указания не сниматься с места и продолжать вести разведку. То есть заперли их здесь бессрочно.

Курган отлично помнил первоначальную установку — две недели. Когда Вебер говорил это, то прекрасно понимал, что группа вряд ли продержится дольше. Похоже, Берлину позарез нужны были их разведданные, и ради них они готовы были заставить работать группу вплоть до неизбежного разоблачения.

Меньше всего Кургану хотелось попасть в лапы НКВД. И он никогда не заставит себя раскусить зашитую в воротник ампулу с цианистым калием. Просто не способен сам свести счеты с жизнью. Потому что вся его жизнь была направлена на выживание любой ценой.

За десять дней резидентура вполне освоилась в Железянске. Агенты вскрыли систему охраны и контроля на подступах к станции и железнодорожному полотну. Знали, где и когда лучше вести наблюдение, как отбрехаться от военного патруля.