Владислав Ахроменко - Закон-тайга

Размышления Астафьева прервал Матерый — «торпеда» из окружения пахана.

— Чалый, — стараясь вложить в свои интонации как можно больше доброжелательности, произнес он, — перетереть надобно…

Зэк невольно вздрогнул и боковым зрением заметил, как вздрогнул и Малина, хотя реплика человека из окружения пахана не имела к нему никакого отношения.

— А чего?

— Да дело есть, — щурясь, ответил Матерый.

— А что?

— Да тут, понимаешь… Пахан хотел с тобой переговорить. Давай перед отбоем соберемся.

— А о чем?

— А мне о том неведомо, — все так же любезно улыбаясь, сообщил Матерый, — мне пахан так сказал — найди друга любезного, дорогого Чалого и передай мою волю. Да, Малина, — теперь в голосе «торпеды» сквозило пренебрежение, — ты тоже подойди.

После этих слов Малинин стал бледнее мела.

— Что… пахан?

— Пахан, пахан, — успокоил его Матерый.

— А… Что?..

— Да то, Малина, все то же… Так, значит, вы вдвоем после отбоя в каптерку зайдите, есть к вам один деликатный базар, — уже уходя, произнес «торпеда». — Ну, так мы ждем вас. За час до отбоя, не опаздывайте, потому как пахан этого не любит. Привет всем.

Слова Матерого подтвердили самые худшие подозрения Иннокентия: во-первых, что он, уважаемый блатной Чалый, раскрыт и что жить ему осталось не больше четырех часов — после правилки получит он острую заточку в печень. Ну а во-вторых, что Малина (а Чалый догадывался об этом давно) тоже ссученный…

Москвич, прислонившись спиной к стене, стоял несколько минут, осмысливая услышанное: даже до него, тупого, теперь дошло, о чем именно хочет беседовать с ним пахан Астра. Дошло, естественно, и то, зачем смотрящий зоны вызывает и Чалого…

Некоторое время они молчали.

Первым, как ни странно, нарушил молчание Малинин:

— Так ты…

Чалый недобро зыркнул на него и ничего не сказал.

— …тоже.

Да, Малина «потек», и это было уже совершенно очевидно…

Странно, но в этот самый момент, столь критический, сознание грабителя работало четко, и работало только на одно: что делать?

Бежать к куму, в оперчасть?

Бесполезно. Ну, замочат его, Кешу, а Киселев спишет нечаянную смерть на издержки производственного травматизма.

К хозяину идти?

Да какое там — полковнику Герасимову осталось до пенсии полгода, это знает вся зона, от Астры и до последних акробатов (педерастов), и он, хозяин, больше всего озабочен, как бы дослужить спокойно.

Остается только один вариант: побег. Но бежать одному по зимней тайге во время холода и бескормицы очень тяжело, и потому Чалый, взвесив все «за» и «против», решился.

— Так ты сука? — глядя исподлобья, спросил он у Малины. — Ну? Признавайся?

Тот мелко задрожал.

— Ну… Я не хотел, я не виноват… — Помолчав, он неожиданно спросил: — А ты, Чалый?.. Как же тебя Астра вызывает?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся блатной. — Ну, как жить дальше собираешься?

Малина молчал — долго, напряженно. Чалый выжидал, однако ответа не последовало.

И тогда Астафьев решил перейти к главному:

— Бежать надо.

— Отсюда?

— Люди из Бутырки бежали и — ничего.

— Да тут же… тайга кругом, зима, холодно, с голоду подохну… Если бы весна или лето, "зеленый прокурор"… Да с товарищем. А так — один.

Нехорошая улыбка зазмеилась на лице Иннокентия.

— А кто тебе сказал, что ты один пойдешь?

В лице Малины мелькнула надежда.

— И ты?

— Я помогу тебе, — любезно произнес Астафьев. — Я ведь местный, тайгу хорошо знаю. Все равно ты на зоне не жилец… С сегодняшнего вечера.

Москвич хотел было что-то возразить, но, встретившись со стальным взглядом собеседника, решил промолчать.

"А он ничего… Фраер, конечно, но упитанный. И не очень старый", — подумал Иннокентий, цепким взглядом оценивая фигуру москвича.

До правилки оставалось три часа — за это время неожиданно скорешившимся Чалому и Малине предстояло составить план побега.

Они стояли на ступеньках жилого барака — и блатные, и мужики, и черти, и даже акробаты, казалось, уже знают о том, какая участь им уготована: такие косые и выразительные взгляды ощущали на себе ссученные.

Чалый, с окурком в зубах, отвел Малину в сторону и произнес:

— Так, на хоздворе — грузовик.

— Так ведь вертухаи ошиваются. — Москвич имел в виду охранников.

— И что? Они ведь без автоматов.

Действительно, ментам вход на зону с оружием строго запрещен — это касается всех, кроме хозяина и бдящих на вышке.

— Так…

— Не боись, прорвемся, — покровительственно улыбнулся Иннокентий и принялся излагать свой план: — Так, водила всегда пьян; сейчас вечер, значит, уже в стельку.

— И что?

— Ну и то. Горячо в очке? Водилу я беру на себя. Захватываем грузовик, тараним ворота. А там — непогода, пурга начнется, — мечтательно продолжал блатной, — будем катить, сколько бензину хватит.

— Куда?

— Куда подальше.

— А потом? — Казалось, Малинин не верит в перспективу быстрого избавления.

— Что-нибудь придумаем. Во всяком случае, это лучше, чем стоять тут и ждать, пока в тебе сделают одной дыркой больше…

Все получилось именно так, как и планировал Астафьев: водитель, полуграмотный удмурт, действительно был пьян в стельку. Ключи торчали в замке, поблизости никого не было. Ну а авторитет, которым пользовался тут Чалый, позволил и ему, и его товарищу по ссученности проникнуть туда, куда проникать было запрещено категорически.

А дальше все развивалось по элементарному сценарию: удар угольником по голове алкоголика — удмурт, обливаясь кровью, свалился под колесо.

Чалый, вскочив за руль, приоткрыл вторую дверцу — бледный, как январский снег, Малина, трясясь, сел рядом, и мощный трехосный ЗИЛ, взревев мотором, понесся к металлическим воротам. Под левыми колесами что-то неприятно хрустнуло, но беглецы в спешке не обратили на это никакого внимания. Удар бампером — и ворота разлетелись в разные стороны.

ЗИЛ быстро набирал скорость — наверное, немногочисленные еще трезвые менты, оставшиеся на хоздворе, паниковали, но это было уже позади.

Переключившись на последнюю передачу и вжав педаль газа в пол, Иннокентий взглянул в зеркальце заднего вида и довольно ухмыльнулся: черная полоса блоков, очерченная геометрически правильной линией колючки, вышки с вертухаями — все это стремительно уменьшалось в размерах.

— Козлы, — самодовольно процедил Чалый сквозь зубы, — ладно, все будет хорошо…

Бензина хватило только на шестьдесят километров — но этого, по мнению Чалого, оказалось достаточно, чтобы перевести дух. К тому же начиналась пурга, ночная метель мгновенно заметала следы, и ментам только оставалось гадать, в каком же направлении проследовали беглецы. Чалый свернул с магистральной трассы, путая предстоящую погоню.