Сергей Скобелев - Поствоенный синдром

Мелкий по приказу сунулся к стене и оттолкнул мать. Девочка панически вопила сквозь слёзы. И только в этот момент, увидев и услышав достаточно, Самойлов твёрдо произнёс:

— Хватит.

Обернувшийся к нему громила получил резкий удар в нос и второй — в челюсть. Прописав «двойку», сержант обхватил быка за шею и потянул к себе, чтобы в следующее мгновение зарядить коленом в промежность. Истекающий кровью рэкетир свалился вслед за собственной жертвой. Оставшийся браток выхватил раскладной нож и, не томя ожиданием, сделал выпад. Однако Самойлов вовремя ушёл в сторону, перехватил вооружённую кисть и беспощадным движением провернул её к предплечью. Нож выпал из руки, а боль сломанных костей и разорванных связок заставила Лёху кричать. Но и этого шанса привлечь внимание посторонних Олег ему не дал. Потянув мелкого за ноздри, второй рукой он нанёс удар по трахее: несильный, но и достаточный, чтобы заткнуть бандита. Схватив за воротник, Самойлов оттолкнул его к подельнику, и споткнувшийся о лежащее тело Лёха повалился вслед за коллегой.

Руки Олега слегка побаливали и покраснели от крови, но эта боль не стоила ничего по сравнению с тем, что он предотвратил. Спустя секунду восторжествовавшее чувство справедливости сменилось тревогой. Та жестокость, с которой он избил рэкетиров, появилась не сегодня — она впитывалась на Кавказе последние пять лет. Проникала взамен потерянного пота и крови. Ведь можно было не ломать тому уроду руку, но он сделал это осознанно. Не просто остановил — покарал. И поступил правильно. Олег присел перед лежащим громилой. Поначалу тот пытался встать, но приближение сержанта заставило его остановиться.

— Расклад такой, — отчётливо проговорил Самойлов: — Сейчас вы валите отсюда и больше не возвращаетесь: ни сами, ни с кем-то ещё. На Кавказе мы охотились за теми, кто резал людям головы. Вы мне проблем не составите. А вашему Грызе передайте, чтобы больше сюда не лез. — Олег достал из кармана старый бумажник, выудил стодолларовую купюру и запихал её бандиту под воротник. — Вот, отдай ему, он в курсе.

И только после этого победитель отошёл в сторону. Бугай с трудом поднялся и помог встать Лёхе. Заливая пол кровью из носа, он закинул на себя руку подельника и те вместе двинулись к выходу. Перед тем, как покинуть склад, громила напоследок бросил:

— У тебя большие неприятности, козёл.

— Знаю, — тихо ответил Самойлов.

Олег посмотрел на семью. Они до сих пор были испуганы, но, по крайней мере, немного успокоились. Мать опасливо поглядывала на чужака, держа дочурку в нерушимых объятиях. Совсем как мать Зулайхон прикрывала её десятилетнюю сестрёнку.

— Ты гэрой, — со вздохом произнёс отец-торговец. — Спасыбо.

— Это не ваш город и вы не на своей земле.

— Но мы нэ мэшаем. Не грабым. Это вы пришлы забрать всё, что было. Нэт, даже этого нэ было. — Торговец снова вздохнул.

Олег нащупал в кармане визитную карточку.

— Возьми. Позвонишь по номеру, расскажешь, кто приходил и зачем. Про угрозы жене и дочери. Пусть снимут побои. И да, нож не трогай, на нём отпечатки.

— Но нас дэпортируют.

— А иначе убьют, — отрезал Самойлов. — Где твоя диаспора, раз бандиты спокойно приезжают тебя грабить? Нет их? Потому что здесь не те кавказцы и ты для них никто. За тебя не заступятся, а меня второй раз здесь не будет, — и, помедлив, добавил: — Я бы и не стал.

— Яхши [2] Общетюркское «хорошо», «ладно». , позвоню.

— И про меня, главное, ни слова. Во дворе не заметил камер, значит, смогу уйти по-тихому. Скажешь, прохожий помог.

— Я могу тэбя отблагодарить?

— Ага, пеной для бритья и консервами. Шучу! — остановил сержант устремившуюся к стеллажу жену торговца. — Дайте руки вымыть.

Когда Олег покинул склад и обходными путями вышел с рынка, ожидаемо зазвонил телефон.

— Да.

— Дружище, — голос Влада звучал крайне раздражённо. — Как оно?

— Четыре чёртовых года мы учили кодекс, чтобы потом мой лучший друг стал рэкетиром, примерно так.

— Я не буду обсуждать эти обвинения по телефону.

— Скажи, — задумчиво произнёс сержант. — Про ОПГ Иванова — правда? Ты связан с ними?

— Это тебе Сергеев наплёл? И ты ему так быстро поверил?

— Не поверил, пока сам не увидел! С того торгаша было нечего брать, у него жена и дочь. И ты прислал к нему людей.

— Нечего брать? — вспылил Грызлов. — Видимо, ты плохо знаешь нелегалов! Он чужой! Ты же сам стрелял их пять лет подряд! Что изменилось?!

— Свои изменились, — спокойно ответил Самойлов.

Повисло молчание. Бывший друг не мог подобрать слов, а Олег не хотел начинать.

— Тебе дали шанс заработать, а ты и это провалил. Откуда такое благородство? ПТСР разыгралось? Выстрелы вокруг не слышишь? Кошмары не мучают?

— Слышу, мучают, но это не твоё дело.

— Давай не будем усугублять, — впервые попросил Грызлов. — Приезжай, поговорим.

— Нет. А свои сто баксов заберёшь у громилы.

На обратном конце линии послышались короткие гудки.

Отцовская квартира не приносила Олегу радости. Порой Самойлов спрашивал себя: вернись он на год раньше, смог бы предотвратить его смерть? Такую глупую и напрасную. Или он получил по заслугам и жалеть тут было не о чем? В советские годы Павел Самойлов застал Афганскую войну. Прослужил два года и вернулся разбитый. Он стал нелюдимым, на любой шорох отвечал агрессией, а через несколько лет запил — и это накануне тяжелейших девяностых. Олег ненавидел отца за всё: за трудное детство и юность, за то, что довёл мать и, в конце концов, за то, что был слабым. Квартиру едва не забрали из-за долгов, и Олегу приходилось совмещать учёбу с работой, чтобы удержать обоих на плаву. Случайные подработки отца в основном утекали на выпивку. Когда их совместное существование стало окончательно невыносимым, Олег ушёл. Вернулся лишь через год: уведомить, что на следующий день добровольно отправляется в Дагестан. Тот вечер не задался, и больше они не разговаривали. Через четыре года в расположение пришла повестка о смерти. Когда Самойлов отказался покидать зону КТО, начальство удивилось, но возражать не стало.

В этих стенах всё напоминало об отце, и создавалось впечатление, будто даже насевшая слоями пыль помнила того в лицо. Впервые Олегу показалось, что на службе было легче: только свои, чужие и дальность полёта пули между ними. Настало время разобраться хотя бы с этим. Он встал с дивана и щёлкнул выключателем. Загорелся тусклый свет люстры. Ток он подключил в электрощите подъезда. Успел Самойлов вытребовать и горячую воду: чиновник из ЖКХ, ожидавший три сотни за квартиру, сначала отпирался, но позже пошёл на уступку. Олег собирался вычистить комнаты, соскоблить двадцать лет смуты, чтобы потом, если будет желание, начать всё заново. И в этот момент раздался быстрый стук в дверь.